— Знаю, слыхала, что приехал, а глаз не кажешь.., Ну, спасибо,- Устин. Зиновей был давеча, о тебе спрашивал. — Вытерла фартуком глаза и окрепшим голосом спросила: *— Что ж, поздравить? .. Ну, дай-то бог! А мне... ох, как тяжко...
— Да чего говорить, Люба. Али я не знаю. Ну, что теперь поделаешь ?
— Вот и беда-то, что ничего не сделаешь. Молочка выпьешь?
— Вот это другое дело.
Он глядел на ее худые руки, когда она наливала в кружку молока, посадил рядом с собой.
— А хата твоя скоро совсем завалится, — заметил он сокрушенно.
Женщина с отчаянием махнула рукой.
— Будь, что будет. Придавит, уж один конец.
— Нет, ты погоди, — остановил ее Устин. — Ты знаешь мою хату? Ведь она, поди, крепче твоей?
— Намного. Ее только соломой накрыть да рамы новые повязать.
— Ну. так по рукам, что ли?
— Это чего?
— Летом подправим — и валяй в мою хату.
— Да ты что, очумел, Устин? Ай мне последнюю коровенку со двора гнать. Где ж я денег напасусь?
— По рукам, говорю... Отдаю тебе хату. Поняла? Живи с ребятишками, а я кой-когда зайду с Наташей. Ведь хата мне как память дорога, а денег твоих не надо. — Потом, помолчав, добавил: — Твой Клим был моим боевым товарищем.
— Уж и не знаю, либо ты смеешься, либо правду говоришь, — сказала она с тоской.
— Что ж я, маленький?
Любовь вдруг неожиданно припала к его рукам и беззвучно заплакала.
От Петрушевой Устин заглянул к старику Федоту Тычкову. Тот, прежде чем слезть с печки, долго ворочался, кряхтел, надевал валенки, затем осторожно спустился на пол и, подпоясывая шнурком широкие штаны, подошел к Устину.
— Не узнаешь? — засмеялся Устин.
Старик, прищурив глаза, вгляделся в Устина и, вдруг вскрикнул «Хрущев!», вцепился сухими, но сильными пальцами в Устиновы плечи.
— Ну, покажись, покажись, живая душа. Отвоевался? .. Ну и ладно. Садись! Сколько ж годков я тебя, милок, не видел?!
Старик оживился и так резво стал двигаться по горнице, что прежнюю его медлительность можно было бы принять за притворство.
— Старуха моя ушла, так я зараз сам сбегаю нз погребицу, квашенки принесу.
— Да ты не суетись, дядя Федот. Я сыт по горло.
Старик, не слущая Устина, накинул полушубок н
исчез за дверью. Через несколько минут он принес кувшин с квашенкой, достал из печи картофель и остановился в нерешительности перед Устином, почесывая за ухом.
— Ты чего, дядя Федот?