Боевой 19-й

Когда стали видны белые облачка, похожие на белье, опущенное в засиненную воду, трубач проиграл «поход». И будто не спали люди, а, притаившись, ожидали сигнала. Лагерь зашевелился, степь огласилась многоголосыми криками. Потрясая нагайками и ругаясь, носились офицеры, выкрикивали приказания. Ржали лошади, в нетерпении топтались на месте и, закусывая удила, просили повод. Визжали, тарахтели повозки, выстраивались в длинную ленту обоза.

Назаров вскочил на коня и, откинувшись назад, крикнул:

— Слушай Мою команду!

Тонкий казачий пояс стягивал в талии его статную фигуру, голубая кубанка была лихо сбита на затылок. Он взялся за повязку, поправил ее и, привстав на стременах, закричал:

— Первая сотня, за мной, флагом... а-арш!..

На месте стоянки осталась степь, выжженная кострами, истоптанная лошадьми, покрытая навозом.

Назаров оглянулся. Сзади колыхалось море голов.

«И конца не видно. Вот она, силища какая», подумал он. Над головами конников высоко стояли пики. К Назарову подъехал сотник Быльников. Он выразительно поднял брови и, указывая нагайкой на лежавшую в копнах желтую пшеницу, сказал:

— Сколько неубранного хлеба!

Назаров усмехнулся. Черная повязка сползла со щеки. Сотник, бросив взгляд на багровый шрам, уродующий лицо хорунжего, проговорил:

— А здорово они вас, хорунжий, тяпнули.

Сочувствие, выраженное таким образом, показалось

Назарову грубым. Он ничего не ответил, но огрел нагайкой коня так, что сотник не мог не заметить обиды Назарова. Хорунжий отвернулся, поправил повязку, стал поглаживать ее ладонью.

Быльников протянул Назарову деревянный портсигар с дешевыми папиросами.

— Пожалуйста, закурите ростовских, пока до Москвы доберемся.

— Благодарю. Я не курю.

Ехали молча. Сзади тихо переговаривались казаки. Быльников глубоко вдыхал папиросный дым, влажный запах конского пота, прислушивался к монотонно грохочущему потоку людей, мутному от пыли. Он скучающе смотрел на крупы лошадей, поматывавших хвостами, на сутуловатые спины казаков, как бы наискось* перерезанные винтовками. По временам оглядываясь, он видел в облаках пыли сотни кланявшихся лошадиных морд, замечал фигуры всадников, выдвинувшихся из строя.

Вон левофланговый конопатый казак с маленькой, точно наклеенной, черной бородкой натягивает повод. Конь, вздыбясь, задирает морду, скалит белые плашки крупных зубов и, кося глазами, пятясь, становится в свой ряд. Казак склонил голову и долго так едет.