Боевой 19-й

«Это как же понимать? В эту-то пору, глядя на ночь, принять к себе на постой солдата?.. Да что ж она думает!»

Он хотел возвратиться к Модесту, но, с ожесточением сжав зубы, словно побитый, побрел домой. «Ладно. Это тебе так не пройдет!»

Наташа кормила ребенка и, прикрыв грудь фартуком, посмотрела на вошедшего Устина, ласково улыбаясь. В ее тенлом и мягком взгляде было выражено столько счастья и материнской гордости; что Устин не мог налюбоваться ею. Снова сердце его сжалось.

Она, видимо, поджидала Устина.

— Устюша, на столе хлеб и молоко. Ты небось есть захотел, — сказала она приветливо.

— Спасибо, Наташа. Я потом... Знаешь что... — он замялся, — я завтра рано утром с ребятами отправлюсь в город. К тетке Марфе я не пойду. Мне с тобой надо бы поговорить о серьезном деле. — Он снова почувствовал себя неловко.

Устин не сводил с Натальи глаз. В ее движениях появилась неуверенность, связанность, — может быть, потому, что женщина чувствовала на себе взгляд Устина, стыдилась своей обнаженной груди, может, думала о предстоящем разговоре с Устином и о той молве, что пройдет по селу и ославит ее, солдатку, принявшую на ночлег молодца. Наташа положила ребенка в люльку, застегнула кофточку и, поправляя на затылке волосы, повернулась к Устину. Не выдержав его долгого взгляда, она потупила глаза.

— Наташа, — позвал он едва слышно, — поди сюда, голубка.

Она остановилась против него, задумчиво перебирая пальцами фартук.

— Сядь со мной, — прошептал он, — я хотел посидеть с тобой, как тогда, помнишь? ..

Наташа вздрогнула и закрыла глаза. Слова прозвучали, как чуть слышное эхо, коснувшись самого заветного и больного. Устин слышал неровное дыхание Натальи да размеренное теньканье капель из рукомойника. Она покачала головой и, словно разбуженная, слегка потянулась, простонала и, закрыв лицо руками, села рядом с Устином.

— Желанная... родная... — шептал он и гладил ее волосы, — скажи мне хоть одно слово.

Она сидела молча, с закрытыми глазами, откинув назад голову. По ее щекам катились слезы.

— Ты ждала меня тогда... с германской войны? ..

Она открыла печальные глаза и кивнула головой.

— А сейчас?

— Нет.

— Ты боишься, Наташа?

— Да.

— Его?

— Людей.

Отодвинувшись от нее, он достал кисет и, не закурив, свернул его и спрятал в карман.

— А скажи мне правду, — спросил Устин, — ты любишь его?

— Не пытай ты меня за ради бога, — прошептала Наталья, — ведь муж он мне... дите вот от него...

— Ну, а сердцем?