— Пойми, Алексей Геннадьевич, ты ведь сам говорил, что сознательных в городе мало. А если вас перебьют, то что? Их вообще не останется. С кем тогда Советскую власть строить? Понятно, что если тебя убьют, то на замену обязательно кого-то пришлют. Другой вопрос кого, и как он с местным людом поладит? Ты человек спокойный, обстоятельный, не кровожадный. Здешний уроженец, опять-таки. Ну а появится кто-то чужой? Рьяный такой фанатик преобразований, со своим видением прекрасного будущего. И радикальными методами перевоспитания несознательных граждан. Он ведь тут всех раком поставит, да при малейшем недовольстве, кровью зальет. Так что думай — обведя взглядом его соратников, внимательно прислушивающихся к моим словам, добавил — И вы все думайте.
Ну вот, где-то так. В таких городках, слухи расходятся моментально. Поэтому, местные, уже завтра к утру (край, к обеду) будут знать, что между спокойной (путь и несколько непривычной) жизнью и возможными революционными потрясениями, стоит всего один человек — Горохов. Он говорил, что поначалу в него даже стреляли ночами? Ну-ну. Теперь, я думаю, его всем Володаевым охранять станут, чтобы не дай бог, вместо него, никакого отмороженного революционера не прислали. Это я конечно преувеличиваю, но отношение точно измениться в более доброжелательную сторону. Люди ведь не дураки. Им просто подсказать вовремя надо, развернуть перспективы развития, ну и малость пугануть. А в остальном, сами справятся.
Утром же, в первую очередь, едва продрав глаза, я наблюдал результат вчерашней всеобщей политинформации. В смысле, это когда проводил свой практически ежевечерний ритуал вопросов и ответов. В этот раз, помимо личного состава батальона с буденновцами, присутствовала толпа местных жителей. Расположились прямо вот так — под открытым небом. В начале Володаевцы стеснялись, но потом, поняв правила, вмешались в разговор, перетянув на себя львиную долю внимания.
Ну и как результат, с утра я увидал разновозрастную толпу добровольцев, желающих присоединиться к нашему героическому соединению. Сразу отсеял несовершеннолетних. Потом, привлек одноглазого сына маслозаводчика (тоже рвущегося стать морпехом) к созданию из недорослей, городского подразделения разведки. А что? Воевать мальчишкам рано, зато глаза и ноги у них есть. Нехай шныряют по окрестностям и заранее предупреждают о появлении ворогов. Этим я сильно отвлек малолетних борцов за революцию. Плюс, смелый прапорщик будет при деле, да при пайке. Понятно, что при папе-заводчике ему этот паек никуда не уперся, но факт работы на Советскую администрацию, в самом начале становления власти, парню в будущем точно пригодится.
Следующими по очереди, пошли бывшие солдаты-фронтовики. Из тех, кто вроде «навоевался по горло». Но после вчерашних разговоров, нашедших в себе силы снова повоевать. Аж девять человек. Возможно, их было бы больше, но ко мне пришли лишь бессемейные парни. Еще около двадцати семейных, выразили желание записаться в городскую дружину. Под них, пришлось выделить Горохову еще два десятка винтарей. Ха! Не зря я вчера расписывал прелести возможной оккупации! Прониклись мужики (невзирая на бабий вой).
Ну а потом, батальонной колонной мы выдвинулись к месту дислокации. Чистые, сытые, довольные, бодрые. Правда не все. Ведь вчера у личного состава была и баня, и стол, и к столу. Некоторые… ну как «некоторые?», многие перебрали с гостеприимством, поэтому сейчас имели стеклянный взгляд, двигаясь при этом так, чтобы не растрясти организм. Ребят я вполне понимал, но сия невоздержанность мне не особо понравилось и от форсированного марш-броска, удержал лишь добросердечный комиссар. Из-за его потакания личному составу, шли медленно и печально. Поэтому, не дойдя до Покровки верст пятнадцать, опять заночевали в степи.
Побеседовав еще раз с новым пополнением и пояснив, что их распределением займемся завтра, в пункте дислокации, кивнул одному из новеньких:
— Товарищ Брагин? Пойдем, поговорим…
Интерес к суперметкому бывшему поручику, у меня возник не случайно. Нет я и так бы говорил с каждым из новобранцев выясняя их мысли и побудительные мотивы. Только вот к беспалому стрелку, образовалось повышенное внимание. Началось с того, что еще на марше, меня догнал Трошкин. Это бывший прапорщик, а ныне отделенный у Васильева. И он, отведя командира в сторону, поведал интересную штуку:
— Товарищ Чур, хотел бы уточнить — я утром увидел, что у нас появился новый боец — Брагин. Без двух пальцев на руке. И представился он, вроде как бывшим поручиком?
Кивнув, я подтвердил:
— Угу. По документам — поручик, вышедший в отставку по ранению. А что?
— Да непонятно… у меня память на лица хорошая. А я его в прошлом году, в Питере один раз видел. Когда в сентябре, на Дворцовой площади, в патруле был. Тогда, у этого человека, были погоны капитана.
Глянув на командира отделения, я выразил сомнение:
— Может, обознался? Это ж не твой сослуживец, чтобы настолько уверенно говорить.
Но Трошкин продолжал настаивать: