Боевой 1918 год

Только вот здесь и сейчас народ от необычности известий несколько напрягся, поэтому пришлось объяснять более подробно. Рассказал, что отец у Деникина не просто из крестьян, а из крепостных. То есть рабом был у помещиков. И что этих самых помещиков Антон Иванович не переваривает. И взгляды у него с Владимиром Ильичом действительно сходятся. Есть шероховатости, но они решаемы. Единственно, в чем генерал будет стоять до конца, так это в вопросах демократизации армии. Но насчет демократии и армии я и сам неоднократно объяснял, поэтому особых дополнительных пояснений не понадобилось.

Рассказал и про офицеров, что сейчас стекаются под его знамена. При этом, некультурно тыкая пальцем в парочку пленных, пояснил, почему это происходит. Не стал скрывать своих соображений о том, что часть офицеров, после известия о переговорах, от Деникина отколется. Вот этих отколовшихся нам придется уестествить, потому что они будут собой представлять подобие унесенного двадцать минут назад дохлого штабс-капитана. То есть гореть желанием грызть нам глотки и сажать на кол. А у генерала останутся те, кто к трудовому народу относится вполне благожелательно и ничего кроме как воевать не умеет. С ними мы и будем иметь дело.

Разумеется, в своем спиче я безбожно сглаживал острые углы и замалчивал офигительные проблемы, предстоящие в этих переговорах. Деникин – еще тот жук (и плевать он хотел на своего крепостного предка), да и окружение у него соответственное. Дай бог, чтобы хоть о чем-то договориться получилось. А если получится, то очень желательно, чтобы командующему несогласные с его решением соратники внезапный несчастный случай не устроили. Но по-любому эти переговоры внесут раскол в Белое движение. К слову говоря, в наше тоже. Именно поэтому я сейчас перед ребятами распинаюсь. И судя по их разглаживающимся физиономиям – довольно успешно.

Уже успокоившийся Трофимов, поморщившись, вставил:

– Угу. И вот эти «благожелательные» опять нам в рыло совать станут да под ружье ставить…

Я ухмыльнулся:

– Гринь, мне вот даже интересно, что будет с тем, кто тебе в морду дать возжелает. Ты его сразу порвешь или сначала покуражишься? А если говорить серьезно, то сейчас активно пишутся новые уставы. Кстати, и мною в том числе пишутся. И согласно этим уставам, физическое воздействие на подчиненных будет караться трибуналом. Командиров, к слову, тоже бить не рекомендуется.

Взводный-3, сидящий за боковым столом, при этом известии удивился:

– Интересно получается… а вот ежели боец совсем тупой и наглый? Слов не понимающий. Ты ему говоришь одно, а он делает совсем другое. Да еще и руки у него из задницы растут. И орать на него – только горло себе зазря надрывать. С него этот ор как с гуся вода. Как же с такими быть?

Пленные, до этого внимательно слушавшие наши разговоры, на этом вопросе встрепенулись и уставились на меня. А наглый поручик еще и бровями эдак вопросительно пошевелил – мол, чего ответишь? Ха! Напугали бабу хреном! В Советской армии все эти вопросы давным-давно пережёваны и выкаканы! Поэтому ответил без особых размышлений:

– Станислав Казимирович, вариантов у тебя в этом случае – море. И без всякого мордобоя. Если боец не понимает слов, то он всегда может заняться индивидуальным повышением своего боевого мастерства или общефизической подготовки. Особо желательно, чтобы это происходило в свободное время. То есть все идут в увольнение, а этот ухарь роет окоп для стрельбы стоя с лошади. Тем самым оттачивая боевое мастерство. Или под руководством отделенного занимается отжиманиями, повышая физическую подготовку, остро необходимую прогрессивному бойцу Красной Армии.

Я бы и про наряды на кухню завернул, но в данное время – это не наказание, а возможность пожрать от пуза. Так что наряды оставим на потом. Городецкий же, выслушав ответ, крякнул и уточнил:

– А ежели он не захочет рыть? Ну или отжиматься?

– Ха! Вот для этого и писан устав! За отказ выполнять приказание командира светит этому типу трибунал в военное время, или длительная гауптвахта с урезанным пайком – в мирное. Я ответил на твой вопрос?

Стас задумчиво почесал стриженый затылок:

– Мля… как по мне, тут уж лучше один раз по зубам получить, чем через такое проходить… – После чего, подозрительно посмотрев на меня, уточнил: – То есть, когда вы меня в тот раз вырубили, это получается, что пожалели? Могли бы и под трибунал отдать?

– За нападение на командира я бы тебя мог просто шлепнуть. И вот тут мы переходим ко второй части данного вопроса – это сейчас вокруг люди взрослые и мотивированные. Подобных случаев почти нет, поэтому мы и рассуждаем о наказаниях чисто теоретически. А когда война закончится, в армию пойдут призывники. То есть сопляки, с ветром в голове и полным отсутствием мозгов. И вот тут командир должен стать не просто командиром, а еще и воспитателем, который тонко чувствует момент, когда можно дать по морде, когда посадить на «губу» или когда на хрен отправить долбодятла под трибунал.

Гриня задумчиво протянул:

– Сложно всё как-то…