Боевой девятнадцатый

Василий нерешительно стал снимать карабин, но, увидев страшную рану Назарова, содрогнулся. Поспешным движением он снова перекинул за плечо карабин и, сведя лицо в страдальческую гримасу, остановился. На него смотрели тусклые, угасавшие глаза сотника, беззвучно шевелившего губами. Василий не в состоянии был выполнить его просьбу, но понимал, что смерть Назарова неотвратима и нужно что-то делать. И вдруг, повинуясь мгновенно возникшей мысли, он нагнулся, схватил Назарова за ноги и потащил к краю моста. С головы сотника свалилась в пыль голубая кубанка, обнажив коротко остриженную голову, со щеки соскочила черная повязка, и Василий увидел на лице его иссиня-багровый шрам от виска до подбородка. Назаров стал неузнаваем.

Когда казаки, потеряв половину своих людей, хлынули обратно, Несмеянов, напрягая все силы, обеими руками столкнул Назарова в Дон.

В панике отступали за Дон пешие и конные белоказаки, оставив на мосту растоптанную кубанку Назарова, превратившуюся в грязный ошметок овчины.

Попытки с ходу прорваться через Дон и выйти на ближние подступы к Воронежу белым не удались. Все их атаки оказались отбитыми. Но сил у корпуса Мамонтова было несравненно больше, чем у красных защитников Воронежа. Обозленный неудачами, генерал Постовский приказал своему бронепоезду выйти со станции Латная к железнодорожному мосту через Дон и во что бы то ни стало форсировать реку. Белоказаки стали готовиться к новым атакам.

V

Быльников искусно вел свой отряд, огибая деревни и села, пряча его в лощинах и оврагах. Он к вечеру второго дня вошел в леса близ Воронежа.

Проголодавшиеся лошади искали траву. Казаки подсыпали им захваченный с собой овес. Вокруг отряда встали дозорными Кучумов, Додонов и старый казак Стрельников.

Быльников слез с лошади и растянулся на земле около молодой березки. Ему был виден кусочек вечернего неба, меняющего окраску. Кверху тянулись высокие стволы берез, осин, дубов; ветвясь, они протягивали к небу свои оголяемые осенью черные руки. Вместе с бесшумно опускающимися на землю листьями, как камешки, стуча, падали желуди. В лесу было сумрачно, пахло грибной сыростью, прелью.

«Ну, вот и привел в лес. Но что представляет теперь отряд?» — подумал он и не ответил.

Быльников давно убедился, что люди, которых он считал «своими», давно стали для него чужими. Глубоко ли чувство презрения и вражды к ним, появившееся у него в начале похода, хорошо ли он все обдумал, так ли решил, — об этом сейчас было уже поздно размышлять. Пути назад отрезаны. Было бы смешно, бросившись в реку и достигнув середины, вдруг подумать: а не вернуться ли обратно? Нет, плыви. Барахтайся, щенок. Бей лапами, выплывай. Интересно, черт возьми, что получится и как получится.

В основе плана Быльникова лежал прорыв. Надо отыскать наиболее слабое место и пересечь линию фронта без потерь или с наименьшими потерями. Он может оказаться между двух огней, а это весьма неприятно. Необходимо потолковать с Кучумовым и Додоновым, которым можно доверить разведку и наблюдение. Интересно, что они думают сейчас? Не похоже, чтобы они колебались. Нет, видимо, не только усталостью от войны объясняется их стремление в тот, другой лагерь. Он подозвал Кучумова и сказал, чтобы тот через час выстроил отряд.

— Слушаюсь, господин сотник!

Быльников заметил, что в Кучумове появились озабоченность, резкость в движениях и настороженная зоркость, словно он все время кого-то ищет, высматривает.

— Кучумов, присядь-ка! — Быльников сел, прислонясь спиной к березе. Казак опустился на одно колено рядом с Быльниковым. — Мне с тобой надо потолковать. Что ты думаешь о нашем переходе и о том, как нас встретят там, если нам удастся прорваться?

Кучумов раздумчиво поводил рукой за ухом и, наклонясь к Быльникову, тихо проговорил:

— Я уж там бывал.

— Ка-ак! Когда? — изумился Быльников.

— А так.

И Кучумов вкратце рассказал ему о том, что он служил в Красной Армии, а после ранения попал в госпиталь в один из городков Украины. Потом, когда его выписали, городок заняли белые войска, и Кучумова направили в маршевый кавалерийский полк на формирование корпуса генерала Мамонтова. Он все время ищет случая перейти на сторону красных. Сделать это, может быть, и нетрудно, но при таком бешеном рейде он потерял всякую ориентировку, не знал, где можно задержаться, и очень обрадовался предложению сотника.

— Ах, вот ты какой! Значит, ты красный? И никто об этом не знал?

— Нет.

— А Додонов?

— Додонов не в счет. Додонов знал. Мы были вместе. Только стравили вы нас, господин сотник, — засмеялся Кучумов, — остерегаться мы стали друг друга, он меня, а я его. А ведь мы однополчане и из одной станицы.

— Вон оно что, — сотник покачал головой. — Ты пойми, ни тебя, ни Додонова я не знал. Трудно определить, кто ведет себя искренне, а кто притворяется для того, чтобы потом донести и предать. Вот я и решил вас проверять друг другом. Дело-то очень серьезное.

— Оно понятно, — согласился Кучумов и быстро посмотрел в сторону.