Боевой девятнадцатый

Настроение Паршина резко ухудшалось по мере того, как он переходил от окопа к окопу. Они были недостаточно глубокими, сеть проволочных заграждений в некоторых местах выглядела изгородью.

На одном из участков с Паршиным заговорил пожилой рабочий с маленькой и редкой бородкой.

— Где же нам колючей проволоки брать? Подвезут ее или как?

— Не хватает ее, — с досадой ответил Паршин, пожимая плечами. — Вероятно, заграждения будут ставить только на основных участках.

— Так-то оно так, — разочарованно сказал другой рабочий, — только не случится ли, что основные участки окажутся там, где нет заграждений и окопов?.. Да-да!

— Ведь вот как оно, товарищ, получается на деле, — подтвердил первый рабочий.

— Отчасти вы правы, но только отчасти, — ответил Паршин.

Он сел на корточки и, водя пальцем по земле, стал разъяснять, что основными оборонительными участками считаются те, которые прикрывают сердце города: вокзал, телеграф, мост через реку. Достаточно захватить железнодорожный узел, и в городе оставаться уже не будет никакого смысла. Поэтому враг, не теряя времени, станет всеми силами прорываться именно к железнодорожному узлу, к заводу. Их-то и надо укреплять как можно лучше.

Его слушали с большим вниманием. Молодой парнишка лет пятнадцати-шестнадцати, сдвинув брови и затаив дыхание, не сводил с Паршина глаз и следил за каждым его движением.

Когда Паршин окончил говорить, второй рабочий достал из кармана тужурки бережно свернутую листовку с воззванием и сказал:

— Вот тут написано: «К оружию!» Это очень хорошо. А где же оно это самое оружие?

— Вступайте в отряд — вы получите оружие.

— Где и в какой отряд?

— Приходите в военкомат. Но только не позже завтрашнего дня.

— Нас трое, — показал на приятелей все тот же рабочий и, энергичным жестом сунув в карман листовку, скомандовал: — За работу!

Рабочие снова принялись рыть землю. Молодой паренек осторожно положил лопату и побежал за Паршиным.

— Ты что? — спросил Паршин и остановился.

Мальчик ближе подошел к нему и нерешительно спросил:

— А можно мне записаться в отряд?

— Ну-у! — засмеялся Паршин. — Тебе рано, ты еще мал.

Мальчик оглянулся, как бы боясь, что его услышат, и, вскинув голову, заявил:

— Мне уже шестнадцать лет. Я всевобуч проходил.

— Ах, вот как! — удивился Паршин. — Ну, приходи вместе с товарищами.

— Я тогда прямо к вам! — крикнул мальчик на ходу и, довольный, побежал к окопам.

Он и развеселил и тронул Паршина.

Сокращая расстояние, Паршин вышел к вокзалу через Троицкий поселок и поднялся на перекидной мост. Отсюда перед ним открылся весь узел. Он хорошо видел станцию, Пакгаузы, железнодорожные пути, поезда, двигавшиеся по разным направлениям.

Под мостом, оглушительно свистнув, пробежал паровоз и окутал Паршина дымом и паром. В воздухе пахло мазутом и угольной гарью. И все это, знакомое и близкое, снова перенесло его в прошлое.

С замиранием сердца он вошел в железнодорожные мастерские. В сборочном цехе, над канавой, на больших домкратах, словно опершись на костыли, громоздился паровоз с отнятыми скатами, дышлами и разобранными золотниковыми, коробками. Рядом на деревянных козлах лежали дышла, поршневые кольца, подшипники, залитые баббитом, и инструмент.

Рабочие собирались группами, устраивались на верстаках или просто садились на пол, подбирая под себя ноги, читали листовки и дымили махоркой. Видимо, только окончился обеденный перерыв и ожидался митинг.

Внимательно вглядываясь в испачканные лица и надеясь встретить знакомых, Паршин замедлил шаг. В одной из групп он увидел человека в военной форме, который оживленно разговаривал с рабочими. Заметив Паршина, он сделал движение к нему навстречу. Высокий, со строгим, почти аскетическим лицом, он пристально посмотрел на Паршина. На его лице появилась скупая, но приветливая улыбка. Он назвал себя командиром железнодорожного отряда Смирновым и протянул Паршину руку. Продолжая прерванную беседу, он в то же время как бы обращался к Паршину.

— Бронелетучка, — говорил он, — должна курсировать Воронеж — Отрожка, прикрывая огнем наши отряды у Сельскохозяйственного института. Вы видели ее? — спросил он у Паршина. — Нет?.. Обязательно посмотрите. Она сооружена по инициативе самих рабочих.

— Мне это тем более интересно, — ответил Паршин, — что я когда-то сам работал в этих мастерских.

— Давно? — спросил Смирнов.

— С юности и до самой солдатчины. Отсюда был мобилизован в старую армию.

— Вот как! Ну, а я бывший учитель, заведующий губернским отделом народного образования. Вот мы и познакомились.

— Надеюсь, встретимся, и еще не раз…

Толпа вокруг них увеличивалась. Вскоре к ним подошел старый рабочий. Из-под кепки выбивалась прядка жиденьких волос, прилипшая к вспотевшему лбу. Видимо, он только что закончил трудную работу. Блуза его казалась совсем черной от нефти и масла. Прищурив глаза и вытирая паклей руки, он ласково спросил:

— Петруха, никак и в самом деле это будешь ты?

— Голубев! Прохор Дмитриевич!

— Я, мой сокол, я. Расцеловал бы тебя, да грязен, как сатана. Ну, здравствуй! Воюешь?

— Воюю, Прохор Дмитриевич.