Боевой девятнадцатый

— Мы бы усилились, окрепли и подготовились. Тогда бы нам не был страшен Мамонтов, имей он сил даже вдвое больше.

— А сейчас страшен?

— Не страшен, но опасен. Должен откровенно сказать, очень опасен, а у нас не хватает времени для подготовки.

— Вот теперь я с тобой согласен. Именно опасен, и успокаивать себя тут нечего. Вот посмотри, — подошел Холодов к карте, вынимая карандаш. — Итак, шестьсот девятый полк с четырьмя легкими и двумя тяжелыми орудиями занимает северо-западный сектор, шестьсот седьмой полк с четырьмя легкими орудиями — юго-западный сектор, а запасная бригада с тремя легкими орудиями — восточный сектор. В резерве еще шестьсот восьмой полк с двумя шестидюймовыми орудиями, небольшие отряды внутренней службы и охраны города, но это — резерв. А вообще сил недостаточно. Противник, как нам сейчас известно, движется тремя колоннами: с запада, севера и востока. Он располагает пятью-шестью тысячами штыков и сабель. Это много, — бросил он быстрый взгляд на Паршина. — Причем имеет достаточное количество артиллерии и возможность оперировать крупнейшими кавалерийскими соединениями, чего у нас, к сожалению, нет. А времени у нас действительно мало.

— Очень, — вновь подтвердил Паршин. — Я был сегодня на Задонском шоссе, у завода Рихард-Поле, где наши товарищи роют окопы. Тянуть проволочные заграждения нечем. Не хватает проволоки. Они злятся, досадуют. Злюсь и я. Рабочие просятся в отряд, молодые и старые. Один совсем молоденький. Очень обрадовался, когда я пообещал ему. А вот час тому назад я был в железнодорожных мастерских, Партийный комитет организовал митинг. Рабочие требуют создать из них специальный отряд. Они оборудовали из железного пульмановского вагона бронелетучку. Работают, как черти. В отряд к Смирнову записалось много рабочих.

— Значит, голов не вешают?

— Наоборот. Необыкновенный подъем, в особенности после этого воззвания.

— Вот в этом-то наша и сила! — загорелся военком. — Поддержка со стороны населения, горячее сочувствие к нам граждан. Вот наши резервы. Это увеличивает наши силы. В этом наше преимущество, которого у врага нет. А ведь и рабочие и парнишка, которые просились в отряд, обязательно придут. Кстати, — заметил он, — вчера я шел через площадь Третьего Интернационала и залюбовался Хрущевым. С каким воодушевлением занимается он с ребятами. В нем есть это умение увлечь, зажечь людей.

Паршин с удовольствием выслушал похвалу другу и вставил:

— Тоже наши резервы.

— Да. Совершенно верно. Ведь мы, — пододвигая к Паршину стул и садясь против него, продолжал Холодов, — в военных академиях не учились. Наш командный состав пополняется за счет таких, как Хрущев. Ведь не скажешь белой погани: подождите, мол, вот мы обучимся военному делу и тогда будем с вами воевать. История не отпустила нам для этого времени. Мы учимся в жестокой, смертельной борьбе.

Застрекотал телефон. Холодов снял трубку, и по тому, как он на носках прошел к столу, расправляя закрутившийся шнур, и сел за стол, Паршин понял, что передают что-то важное. Придвинув чистый лист бумаги, Холодов ничего не записывал, а только постукивал тупым концом карандаша по столу. Паршин следил за лицом Холодова, стараясь понять, о чем может идти речь. Холодов слушал, изредка произносил слово «да». Он привстал и, глядя на карту, то мрачнел, то широко открывал глаза, словно чему-то удивляясь, но ни разу не улыбнулся. Через некоторое время Холодов повесил трубку на рычажок.

— Ну вот, — сказал он после некоторого молчания настороженному Паршину. — Вести невеселые. Задонский полк с тяжелыми боями отходит вдоль Задонского шоссе. Правая колонна Мамонтова заняла Касторную и движется на Воронеж. Левая колонна заняла Усмань.

Паршин взял планшет и, теребя ремешок, задумался.

— Сейчас сообщили, что сегодня в шесть часов вечера на площади Третьего Интернационала назначен городской митинг, так что ты иди, отдохни часок и приходи сюда.

— Хорошо. Я найду Хрущева и схожу с ним в госпиталь проведать раненого товарища. В эти дни не было досуга, а завтра неизвестно — придется ли.

Холодов вместо ответа кивнул головой, провожая Паршина добрым взглядом.

Не доходя до площади, он встретил взвод Хрущева.

— А командир где? — спросил он у молодого, бойкого парня, ведшего отряд.

Парень взял под козырек и, пристукнув каблуками, что, видимо, ему самому нравилось, ответил:

— Товарищ командир взвода пошел в госпиталь.

«Ишь, как подтянул, — подумал Паршин, глядя вслед четко отбивавшему ногу отряду. — Как-то будут в бою?»

Несмотря на опасность, надвинувшуюся на город, в госпитале строго соблюдали установленный порядок. Прежде чем попасть к Блинову, надо было вызвать дежурную сестру, попросить разрешения у старшей сестры, ответить на ее вопросы и выслушать несколько предупреждений: громко не разговаривать, долго не задерживаться, не утомлять больного и непременно надеть халат.

Стараясь не грохать сапогами, Паршин в сереньком халате вошел в палату. На койке с бледносерым, заросшим щетиной лицом лежал Зиновей. Был он худ, но весело улыбался. Рядом стоял Хрущев.