Боевой ограничитель (СИ)

Каждое движение его пальцев отзывалось в ней мучительно-сладкой истомой. Харон знал её, вот в чём дело. Знал её всю. Знал, когда замереть на секунду, когда ускорить темп и усилить нажим… Знал, что делать, чтобы сорвать с её губ то хриплый, исступлённый шёпот, то долгий слабый стон. Он просто играл на ней, как на музыкальном инструменте.

— Не сдерживайся, маленькая, — попросил он. Что ж, это было нетрудно.

Тепло, постепенно зревшее под его пальцами, разлилось по её телу тёплыми пульсирующими волнами. Наслаждение было таким острым, что у Эмили перехватило дыхание — и в мире не осталось ничего, ничего, кроме стука её сердца и нежного взгляда Харона.

— Иди ко мне, — попросила она из последних сил. — Пожалуйста.

— Уверена?

Она кивнула, не сводя с него глаз. Уверена, как ни в чём и никогда.

Пряжка поясного ремня лязгнула о каркас кровати — и Эмили нетерпеливо подалась навстречу Харону. Медленно и осторожно — очень медленно и очень осторожно — он вошёл в неё, с каждым движением проникая всё глубже, пока не заполнил её всю, без остатка. Эмили замерла, глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Маленькая… — хрипло спросил он. — Всё хорошо?

— Ох, — проговорила она. — Чудесно.

Что такое «чудесно», она поняла в следующий миг — когда он начал двигаться в ней, всё так же бережно и нежно. Такой твёрдый и горячий. Эмили застонала, и он поймал этот стон на её губах, прижался к ней теснее. Она обхватила его бёдрами, качнувшись навстречу — чтобы принять его ещё глубже. Так, как он того заслуживает. Так, как она того хочет.

Он остановился.

— Что-то не так? — испуганно спросила она. И по его затуманенному взгляду поняла — наоборот, всё слишком так.

— Давай, — улыбнулась она, облизнув пересохшие губы. — В меня.

Он глухо простонал — и несколько резких, уверенных движений довершили дело.

— Эми… — выдохнул он, глядя ей в глаза. И она почувствовала, как внутри неё разливается блаженное тепло.

А потом они лежали рядом — рука в руке — и смотрели друг на друга, не в силах подобрать слова и не желая слов. И в этой тишине было больше правды, чем в любых клятвах и обещаниях.

*

Эмили проснулась. Села на кровати, обхватив руками колени. Не от холода — в комнате до сих пор было тепло, даже стёкла запотели. Скорее, по привычке. Чтобы собраться с духом.

Харона в комнате не было. Но его вещи — рюкзак, разгрузочный жилет, куртка — остались здесь, не позволяя Эмили запаниковать. А увидев дробовик, она окончательно успокоилась.

Луч рассветного солнца пробился сквозь прореху в шторах. Задержался на изголовье кровати, прочертил линию по измятой простыне, подхватил пылинки, подсветив их изнутри золотом…

Значит, это случилось. С ней. С ними.

Странно: она не чувствовала ни стыда, ни растерянности. Слишком уж правильно всё было ночью. Так, как и должно быть.

Она не спеша оделась — набросила просторную вязаную кофту поверх бедного платья, которому, по-хорошему, не помешала бы стирка. Посмотрелась в настенное зеркало и в который уже раз не узнала себя. У настоящей Эми Данфорд никогда не было таких счастливых глаз, такой непристойной утренней улыбки. Только вот — лучше пусть эта Эми Данфорд из отражения станет настоящей. А та бедная девчонка из Убежища, мир праху её, — переходной стадией.

Харон, конечно же, сидел на пороге хижины.

— Решил скрыться с места преступления? — Эмили присела рядом.

— Решил, что ты заслуживаешь шанса не проснуться рядом с гулем, — ответил он.

— И зачем бы мне такой шанс? — ласково спросила она.

Харон повернулся к ней. И Эмили поняла: никогда она не сможет привыкнуть к этому взгляду. Не заслужила она, чтобы Харон смотрел на неё так — с такой нежностью и тревогой.

— Я всё пойму, Эми. Правда. Я же видел себя в зеркале, и…

Она осторожно приложила палец к его обветренным губам.

— А по-моему, ты себя не видел. Таким, каким я вижу тебя — точно нет.

Где-то наверху скрипнула дверь, и жестяной настил заскрежетал под торопливыми шагами. Из распахнутого окна «Латунного фонаря» вырвались робкие такты джаза. Мегатонна просыпалась.

— Нас отсюда выгонят за непристойное поведение, — предупредил её Харон.

— Ну, пусть попробуют.

— А они попробуют, — он поцеловал её в шею. — Непременно. И придётся нам объявлять войну всему миру…

— По-моему, мы уже давно на этой войне, — прошептала она, закрывая глаза.

========== Эпилог ==========

Очередной порыв ветра подхватил обгоревший отрывок письма и поволок его по грязной разбитой дороге. На несколько миль окрест не было ни души, но если бы кому-то вздумалось из жалости или из любопытства подобрать листок, несколько строчек он смог бы разобрать. Строчек, написанных торопливым кривым почерком:

«…жуткие мрази, Джерико сказал. Таким человека убить — как нечего делать. И я говорю тебе, Данфорд, они реально искали твоего старика! Они знают про Мемориал, знают про всё. Предупреди его! Ему нельзя там появляться, и тебе тоже…»

*