У учителя совсем не было времени, к нему то и дело вбегали какие-то бородатые люди с депешами. На сапоги курьеров налипла пыль, от них несло по´том, глухим и гнилым запахом болотища, где расположились лагерем отряды… Новые люди спускались с гор, и всех их надо было накормить, одеть, обуть, кое-кого и лечить – в этом году на побережье свирепствовала желтая лихорадка. Раздать оружие, хоть как-то обучить, прежде чем они погрузятся на баркасы и фелюги и поплывут – навстречу собственной смерти, всегда и неизменно собственной смерти. Смерть пахла болотом и лихорадкой, по´том и пылью. Учитель раздавал приказания, подписывал бумаги, то и дело инспектировал лагеря и верфи, и у него совершенно не было времени на вконец отчаявшегося и запутавшегося ученика. И когда пришли первые известия о приближении вражеского флота, Дайдзиро собрался с духом и сказал: «Нам пора назад». Слова чужого и в то же время более близкого, чем родной, языка, перекатывались в глотке шершавыми камешками. Нам пора назад, пора оставить этот мир смерти, предоставить его собственной судьбе, вернуть законным хозяевам позаимствованные на время тела – гибель поджидала хозяев за углом, за той немощеной улочкой, за тем двором с полощущимся на веревках бельем. Пора назад, пора закончить мистерию, чтобы стоящий на галерее Император и его свита смогли наконец усладить сердца невиданной гармонией, чтобы (и это тоже была причина, но Дайдзиро стыдился признаться в ней и самому себе) Господин Отец понял, что младший сын вырос не таким бездельником, как старший.
Акира, услышав (не с первого и не со второго раза) голос принца, поднял голову от бумаг, и юноша отшатнулся в ужасе. В глазах учителя стояла та же самая смерть. Глаза опустели до дна, до тех маленьких черных колодцев, сквозь которые глядит в мир душа. Тяжелое, отекшее от долгой бессонницы и напряжения лицо, прорезанное глубокими морщинами, желтый лоб, лихорадочный румянец на скулах, трехдневная щетина… Да Акира ли Бисямон перед ним?
Сидящий за столом провел ладонями по лицу, будто сдирая паутину усталости, и взгляд его прояснился.
«Ты уходи, Дайдзи, – сказал он. – Уходи, тут сейчас такое начнется… Я остаюсь».
«Но…»
«Вот что. Я хотел тебе сказать, уже давно собирался и всё забывал. Ты знаешь, у нас с господином Моносумато не слишком приятельские отношения. Он считает меня эдаким декадентом, выродившимся аристократиком, играющим то ли в детские, то ли в преступные игры. Я, со своей стороны, нахожу его крайне неприятным человеком, в высшей степени способным на любую подлость. Тем не менее мне жаль, что нам так и не удалось как следует поговорить. Мне кажется, мы сумели бы найти общие точки. Он видел куда больше любого из нас. Он разбирается в политике варваров… – Тут учитель оборвал самого себя и улыбнулся невеселой улыбкой. – Видишь, Дайдзи, как сильны вколоченные с детства предрассудки? Я называю межпланетников варварами и гайдзинами[6]
, а в сущности, они намного более могущественная и развитая цивилизация, чем мы».«Развитая?! Да они все как один торгаши и убийцы…»
«Во-первых, наверняка не все. Во-вторых, мы сами себя убедили в их порочности, чтобы оправдать свой выбор. Утраченное наследство, упущенные возможности, тысячи лет застоя… Ах, Дайдзи, каким облегчением для меня было окунуться в ори Первого Мира, где люди жили – живут – по-настоящему! Каким облегчением и каким сладким ядом. Я пристрастился к нему, я уже покойник. Все, что я могу сделать, – это умереть, сохранив хоть какое-то подобие достоинства. Но ты молод, ты еще не отравлен. Поговори с Хайдэки. Он груб, он мелочен и хитер, но он видел в сотни раз больше, чем любой из нас. Он не боится мира. Напротив, мир боится его».
«Я не боюсь…»
«А вот я боюсь. У Моносумато-но Хайдэки железная хватка. И он очень обижен на нас, в особенности – на твоего отца. Из мести, из соображений выгоды или даже из более чистых побуждений – я не думаю, что он испорчен окончательно, – но он попытается втащить нас в Конфедерацию. Хитростью – таково будет его первое побуждение. Или, если понадобится, силой».
«Вы правы, учитель! – воскликнул Дайдзиро, вскакивая со стула. – Я должен вернуться и сообщить о готовящемся заговоре…»
«Не петушись, – улыбнулся Акира. – Я ничего не знаю наверняка, это только предположения. Поэтому и прошу тебя – поговори с Моносумато. Выясни, чего он хочет. Твой брат топит страх и тоску в вине, твой отец отворачивается, мотивируя свое бездействие презрением к выродку. Между тем выродок стоит пятым в очереди на престол. В сущности, ему достаточно лишь убрать четверых, и он сможет творить, что захочет, на вполне законных основаниях».
«Его вычеркнули из списка наследников…»