Боевой шлюп «Арго»

– Больше всех я ненавижу Моносумато-но Хайдэки, – прошептал Дайдзиро с такой истовостью, что сам чуть не поверил – и мог бы поверить, и должен был бы поверить…

Зал си-майнэ называется Сердцем, и в первые минуты, после того как отзвучит музыка и угаснут образы, и вправду кажется, что светлое дерево его стен едва ощутимо пульсирует. «Куоре», – говорил Акира, похоже и не похоже на привычное «кокоро»[7]. Куоре.

Сейчас учитель не улыбался – он очень устал после представления первой части своей незаконченной мистерии. Лицо Бисямона побледнело. Он медленно и с усилием дышал. Высокий, в залысинах лоб блестел от пота. Это видно было даже с галереи. Больше всего Дайдзиро хотелось незаметно выскользнуть из толпы придворных, сбежать вниз и поддержать сэнсэя. Конечно, самым заветным желанием – стоять внизу, рядом с Акирой, стать вторым голосом невиданной гармонии – он не посмел бы поделиться ни с кем. Однако бегство казалось вполне возможным: отец разговаривал с министром Правой руки; его высочество брат, окруженный придворными, глуповато ухмылялся и высказывал свое мнение о только что услышанном. Пояс его кимоно заметно оттопыривался – там спрятана была заветная фляжка со сливовой наливкой. Дайтаро любил сладкое, как пчела. Наследник и походил на гигантского толстого шмеля, и, глядя на него, Дайдзиро всегда удивлялся – где же тихий рыхловатый мальчик, который никак не мог запомнить кандзи[8] и вечно шепотом требовал подсказки на уроках астрономии.

Принц уже направился к лестнице, когда чья-то крепкая ладонь перехватила его за локоть. Он обернулся и вздрогнул. Рядом с ним стоял Моносумато-но Хайдэки, бывший отщепенец и изгнанник, а ныне полномочный посол могущественной Земной Конфедерации. Невысокий, плотный, с хитроватым и подвижным лицом, он ничем не походил на наследника Великого дома – скорее, на средней руки торговца. Даже странно, что отец Хайдэки был братом царствующего Императора. Счастье, что господин Исибу умер рано и не успел вкусить всей тяжести сыновнего позора.

Впрочем, смущенным Моносумато никак не выглядел. За спиной посла маячил длинный, нескладный, облаченный в неряшливую черную рясу гайдзин. Это был Клемент ван Бреген, церковник с Геода. Сейчас в Совете обсуждалось открытие миссии. Церковник ждал ответа, а пока знакомился с местной экзотикой. Моносумато обернулся, сказал геодцу несколько слов на незнакомом Дайдзиро языке. Ван Бреген благожелательно улыбнулся и кивнул. Оставив священника любоваться архитектурой зала, Моносумато потянул своего молодого родича в дальний и безлюдный конец галереи.

– Глух, как пробка. – Неприятный человечек, казалось, так и лучился злорадной веселостью.

– Что вы имеете в виду?

– Геодский болван. Он ничего не видел, представляете? Там, внизу, кипит битва, Акира наш на пределе творческих способностей декламирует Байрона…

Дайдзиро поморщился:

– Учитель использует в си-майнэ только собственные стихи.

Улыбка посла сделалась странной:

– Ах да. Я и забыл. Плагиат, конечно, нашему гению чужд. Как бы то ни было, действие идет во весь дух, а этот ничего не замечает. «Какой у вас интересный зал, – говорит. – Это и вправду дупло огромного дерева? А что делает этот человечек внизу, зачем он так яростно размахивает руками?» – Моносумато зашелся негромким смехом.

Принц брезгливо освободил локоть от цепкой хватки посла и прислонился к решетке.

– Вы хотели мне что-то сказать?

Моносумато оборвал смех и немедленно посерьезнел. Очень пластичная мимика или просто – как поговаривали в Большом дворце – у господина посла имеется обширный набор масок на все случаи жизни?

– Да, Дайдзиро… Вы позволите называть вас Дайдзиро? Мы ведь как-никак родственники?

Принц нетерпеливо кивнул.

– Так вот, Дайдзиро, я действительно хотел с вами поговорить. Несмотря на ваше увлечение Киган-ори и сношения с народным певцом, вы кажетесь мне человеком разумным. Одним из немногих разумных людей в этом гадюшнике.

– Благодарю за комплимент, однако…

– Однако, дослушайте меня до конца. Как человек разумный, вы должны понимать, насколько нестабильна сложившаяся ситуация. Нашу планету со всем ее устаревшим еще во времена Императора Хе укладом спасала только война.

– Война?