Боевой шлюп «Арго»

Густав Рауш (дата рождения) – Генри Альфред Киссинджер (дата регистрации)

Александра Ковальчик (дата рождения) – Лайза Миннелли (дата регистрации)

И так без конца, страница за страницей, больше двух сотен пыльных страниц. Это показалось бы шуткой, если бы многие и многие имена из перечисленных в первой колонке не были на слуху у миллиардов жителей Ойкумены. Это показалось бы подделкой, если бы каждые двенадцать лет, двадцать второго августа по стандартному календарю, запись не выглядела бы чуть по-другому. Нет, те же имена с датой рождения слева, те же земные знаменитости и дата регистрации справа, но… Уж кто-кто, а И, старательно изучивший тысячи образцов почерка, знакомый с алфавитами нынешними, былыми, исчезнувшими и вовсе не существовавшими, с равной легкостью орудовавший кисточкой, мелом, резцом и лазерным карандашом, – уж он-то без труда мог отличить сухое канцелярское царапанье перьевой ручки от шикарного, мягкого росчерка гусиного или даже лебяжьего пера. Бо´льшая часть записей была сделана пером. Конрад Ольховски, Герберт Брюннер, Марта Шпильцехен и еще десятки – сотни за последние пятнадцать дюжин лет, а ровно столько велась эта книга – записаны были перьевой ручкой. Все население Санта-Круз? Все, зарегистрированные в несчастливый день двадцать второго августа, в годы, кратные двенадцати от начала царствия старца Иеремии? От пожелтевших страниц несло пылью и мышиным пометом. Чернила несчастливых записей выцвели. Чернила остальных выглядели свежими, как будто Иеремия занес имена в книгу не далее, чем вчера.

Детектив устало потер лоб и уставился на старца. Старец благожелательно смотрел на детектива, изредка помаргивая, словно ошалевшая от обилия света ночная птица. Кем бы ни был Иеремия сто восемьдесят лет назад, когда на него рухнул то ли огненный метеорит, то ли нежданное всемогущество, сейчас старик совершенно чокнулся. Бродящая в старце «и» беспокоила детектива, как слово, вертящееся на кончике языка. Под тяжелым взглядом И старичок тоже занервничал, заерзал и стал похекивать, будто его душила мокрота. Сгорбившись, он оперся руками о конторку. Тощие лопатки задрались. Старец набрал в легкие воздуха, яростно, с клекотом и свистом…