Боевой вестник

— Вы не ошиблись, господин, — улыбнулся Фатис. — Я раб. И рабы носят бэйрек, чтобы каждый знал, кто их хозяин. И не носят париков.

— Что-то ты уж больно ухоженный для раба. — Леон усмехнулся. — И руки твои чрезмерно нежны. Даже мои грубее, а я принц.

— Мой господин, вы владеете мечом и тренируетесь неустанно, я полагаю. Ездите верхом на коне…

— На кобыле, — послышался смешок Мортигорна.

— Билли, ешь молча, — бросил в его сторону принц.

— А я, — продолжал Кергелен, — раб верховного императорского советника, к тому же ученый. Таким рабам завидуют тысячи вольных простолюдинов. Едва ли мне придется держать в руках что-то более тяжелое, нежели книга, наполненная научными знаниями.

Пустующие места в зале стали заполняться людьми. Двое жилистых мужчин в набедренных повязках и плащах из драконьих шкур одновременно преклонили колени перед пирамидой и, держа перед собой небольшие факелы, выдохнули столбы огня, перекрестившиеся в трех футах над ними. Затем они так же быстро удалились, а места вдоль стен заняли многочисленные мужчины и женщины в пестрых и достаточно открытых нарядах, с различными музыкальными инструментами. Двенадцать девушек в прозрачных шелках стали слаженно хлопать в ладоши, музыканты, подхватив ритм, наполнили зал чарующими звуками ситар, тамбуринов, бонго, длинных труб с широкими раструбами, именуемых кюрна, и бубнов с крохотными колокольчиками. Покачивая бедрами, дюжина девиц неторопливо выступила к центру зала, продолжая похлопывать в такт музыке, потом закружилась в необыкновенно красивом танце. Гости загалдели, кто-то радостно аплодировал танцовщицам и музыкантам. Из кувшинов полилось вино, наполняя отделанные золотом и серебром рога. Возникло еще два десятка женщин в сказочных платьях, с розовыми или белыми вуалями, оставляющими открытыми лишь глаза. Десять женщин взобрались на пирамиду и расселись вокруг императора, прочие, в том числе троица с розовыми вуалями, остались на ступенях между безмолвными стражами.

— Ты же говорил, что на пирамиду никому нельзя? — обратился к Фатису недоумевающий Леон.

— Совершенно верно, мой господин, — кивнул Кергелен. — Но это пхекешнэри и читэнэри.

— И что сие значит?

— Постой, «нэри» — значит «женщина»? — вмешался Харольд.

— Да, — переводчик кивнул, — вы правы. Пхекеш-нэри — это жена императора. Вам покажется странным, наверное, что здесь слово «пхекеш», означающее титул советника, но уж таковы наши обычаи. А читэнэри — это наложницы императора. Им можно на пирамиду, ибо они не только к царственному месту имеют доступ, но и, как вы догадываетесь, к императорскому телу.

— Двадцать жен? — удивился Уильям Мортигорн.

— Нет, господин. Десять жен и десять наложниц.

— Силен ваш богоподобный, — усмехнулся Леон. — К чему ему еще наложницы, коль столько жен?

— Видите ли, мой господин. — Кергелен заулыбался, потирая ладонью мясистый подбородок. — Жена императора — это титул. Жены рожают наследников и кормят их своей грудью. И целуют детей императора. Следовательно, эти груди и губы не подлежат некоторым… как бы сказать… вольностям, к которым мужчины склонны в постели. Император не бросит свое семя на грудь жене и не будет принуждать жену принять его плоть устами, которыми она целует его детей. А вот наложницы… С ними можно все, что с женами не дозволено.

— Толково придумано, — хмыкнул Нордвуд, жуя. — Верно, принц?

— Да уж, весьма изобретательны наши добрые друзья. — Леон покачал головой, тихо смеясь. — Ну а что он как истукан сидит? Он вообще говорящий у вас?

Кергелен нахмурился слегка и крякнул, проглотив виноградину.

— Мой господин, вы простите мне мою дерзость, но я обязан напомнить, что император Тассирии недаром зовется богоподобным. Я, как ученый человек, понимаю, что неразумно ждать от приезжих той же почтительности, что и от тассирийцев, однако вам не следует нарушать внешние приличия. Будут сложности, если кто-то услышит подобные ваши суждения.

— А ты не донесешь? — Леон внимательно посмотрел на раба.

— К чему мне это, мой господин? Вы иноземцы и почетные гости. Я не собираюсь на вас доносить, но мне следует объяснять вам наши порядки, дабы не случилось досадных недоразумений. И… Еще, мой господин, я попрошу не бросать такие дерзкие взгляды на женщин императора. Это может показаться оскорбительным.

— Да, но зачем они тогда появляются в столь людном месте?

— А для чего люди надевают роскошные наряды и украшают себя драгоценностями? Ради тщеславия и похвальбы своим богатством. Смотреть на них можно, но очень недолго и не с таким блеском глаз, будто у льва перед львицей, с коим вы сейчас смотрели на них. И при этом полагается прикрыть слегка один глаз двумя пальцами: это чтобы его божественное величество знал, кто в данный миг взирает на его женщин.

— Что ж, полезные сведения. — Леон кивнул. — Однако ты сейчас смотрел на них достаточно долго и не прикрывал один глаз.

— Совершенно верно, мой господин. — Кергелен снова заулыбался. — Мой взгляд на женщину никоим образом не может оскорбить мужчину, ею обладающего.

— Почему так?

— Я оскопленный еще в детстве.