Боевыми курсами. Записки подводника

- Разрешите, товарищ командир!

- Входите, - ответил я и, повернувшись, увидел Марголина, Егорова, Белохвостова и парторга Щукина.

- Что случилось? - Меня насторожила такая многочисленная делегация. - Садитесь, пожалуйста.

- Все в порядке, Николай Павлович, - обратился старпом, - мы к вам с необычной просьбой. - Он присел на диван, за ним последовали остальные. - Сына вам нашли, Николай Павлович, не обессудьте…

Я обескураженно посмотрел на Марголина, затем перевел недоуменный взгляд на остальных. А они все дружно, словно сговорившись, закивали.

- В чем дело, Борис Максимович? Не понимаю вас. [270]

- Дело простое и в то же время сложное, - начал старпом. - К нам обратился мальчик, сирота, с просьбой усыновить его, знаете, как у армейцев - сын полка.

- А как команда? Знает об этом?

- Извините, товарищ командир, со всеми уже переговорили, - все за.

- Тельняшку уже примерили, - поспешно встрял в разговор парторг Щукин. - Как вы решите…

- А как у мальчишки здоровье, Иван Гаврилович? - поинтересовался я у Белохвостова.

- Здоров он. Худощав, конечно, товарищ командир, но у нас быстро поправится.

- Ну хорошо, а где он?

- Здесь! Здесь!

- Здесь! Гена, заходи! - крикнул Щукин.

В дверь тихо постучали, затем она медленно приоткрылась, и в каюту протиснулся мальчик лет десяти, который из-за худобы казался младше своего возраста. Его бледное, но чистое лицо было крайне напряжено и выражало, как мне показалось, немалый испуг. Одет он был, как все дети тяжелых военных лет, в никудышные обноски, а из дырки в правом стоптанном башмаке торчал большой палец, рыжие вьющиеся волосы были не чесаны и спутались в один большой завиток.

- Здравствуйте, - скорее прошептал, чем произнес мальчик и потупил свой не по возрасту серьезный взгляд.

Он оставался недвижим и только дрожащими пальцами беспокойно перебирал грязный старый картуз. Из-под редких ресниц на нас выжидающе смотрели грустные темные глаза. Я решил первым начать разговор и сказал:

- Я знаю, зачем ты к нам пожаловал, не стесняйся, чувствуй себя хоть и на корабле, но как дома. Присядь, пожалуйста.

Егоров и Белохвостое подвинулись, освобождая место для мальчика. Он присел на край дивана и продолжал исподлобья наблюдать за нами.

- Расскажи нам, Гена, о себе и о своих родителях. Что тебя заставило обратиться к нам?

Из непродолжительного и сбивчивого рассказа мы узнали его горькую судьбу. Он родился и до войны жил в [271] Севастополе. Отец был военным летчиком, летал на морских самолетах МБР-2. Летом 1941 года он погиб в неравном бою с фашистскими стервятниками, и тогда его мать покинула Севастополь и поехала с Геной к бабушке, которая жила под Свердловском. Доехал до бабушки один Гена - в пути поезд разбомбила немецкая авиация, и мать погибла. Бабушка была старая, прокормить его не могла, вот и двинул он куда глаза глядят в поисках хлеба насущного, как это делали многие дети грозного, тяжелого военного времени.

Посоветовавшись с командой и Павлом Николаевичем Замятиным (теперь уже заместителем командира дивизиона по политической части), мы взяли Гену в свой боевой коллектив. К вечеру его было не узнать: на нем складно сидела новая морская форма, тщательно подогнанная умелыми матросскими руками. Мы решили взять его в поход в качестве юнги и приписали к четвертому отсеку.

Забегая вперед, хочу рассказать, что Гена, оказавшись в подводной лодке, очень старался заслужить наше доверие и помогал как мог. Однако он тяжело переносил замкнутое пространство, боялся погружений, а когда мы попали под первую для него бомбежку, с ним случилась истерика: он кричал, плакал и метался по отсеку, пытаясь прорваться в центральный пост, откуда, как ему казалось, мог попасть наверх. Мы прекрасно понимали его, ведь даже взрослому подготовленному моряку непросто было переживать тяготы подводного плавания, а уж мальчишке и подавно. После очередного похода пришлось оставить его в базе, из которой он сбежал обратно к бабушке. Грустно было расставаться со славным мальчуганом, которого мы уже успели полюбить, но ребенку нужны были семья и родной дом…

Наступательные действия советских вооруженных сил в 1943 году характеризовались нарастающим размахом. Удары следовали один за другим, наши войска захватывали все большее пространство. В начале июля прогремела великая Курская битва, 5 августа был освобожден Орел. На всех кораблях, затаив дыхание, слушали грохот первого за время войны победного салюта в Москве. Мы были по-настоящему счастливы. [272]

Летом 1943 года в Потийской военно-морской базе организовали тактический кабинет торпедной стрельбы. Командиры подводных лодок и вахтенные офицеры большую часть времени обучались в этом кабинете, разыгрывая различные варианты торпедных атак, как в дневных условиях, так и ночью. Это позволяло значительно поднять уровень тактической подготовки офицеров всех степеней.

Здесь я сделаю небольшое отступление, чтобы рассказать о торпедном оружии.