Медленно, очень медленно тянулось время. Порой казалось, что оно вообще остановилось. Много надо иметь терпения и выдержки, чтобы продолжать бездействовать. Но вот с катера вроде уже прекратили бросать жестянки, и, по-моему, катер даже дал малый ход. Иду во второй отсек к акустической рубке, чтобы самому убедиться в нежданном избавлении. Подойдя к двери рубки, я просунул голову в дверной проем (рубка у акустика столь мала, что другой человек вынужден помещаться в проходе), похлопал Ферапонова по плечу, надел вторые наушники и сам стал прослушивать подводную среду: шумов катера не слышно и, как говорят акустики, горизонт чист.
Дольше оставаться на фунте было бессмысленно: день уже клонился к вечеру, да и отлеживаться на мелководье, дожидаясь очередного «охотника», было бы равнозначно самоубийству, поэтому я решил срочно всплывать.
Личный состав занял свои места по всплытию, командир отделения трюмных Александр Быков запустил главный осушительный насос, откачивающий воду из уравнительной цистерны за борт. Дрогнули стрелки глубиномеров. Подводная лодка медленно оторвалась от грунта и стала всплывать: глубина - 24 метра… 23 метра… 20 метров…
- Боцман, держать глубину 20 метров!
Теперь было важно, не всплыв на поверхность, быстро покинуть опасный район. В эти решающие секунды [303] все зависело от мастерства боцмана Емельяненко, от его, я бы сказал, филигранной работы на горизонтальных рулях. Он был, как всегда, спокоен и сосредоточен, его слегка прищуренные глаза зорко следили за показателями приборов, а руки уверенно управляли рулями. За нашего боцмана мы были совершенно уверены. И действительно, подводная лодка всплыла на 20 метров и замерла на этой глубине. Я скомандовал:
- Малый вперед.
И, оторвавшись от фунта, подводная лодка стала медленно набирать ход.
Мы постепенно удалялись от злополучного места. На лицах, еще недавно таких серьезных, заиграли улыбки, в глазах заискрились огоньки, и вместо подозрительного шепота стали раздаваться оживленные голоса. Через пару часов мы всплыли в надводное положение.
Прочувствовав на себе всю нелепость этой вынужденной покладки на грунт, я вспомнил наши командирские дискуссии по этому вопросу.
Одни командиры подводных лодок, а их было большинство, придерживались рекомендаций боевого наставления, требующего уклоняться от противолодочных сил на ходу, резко изменяя скорость хода, курс и глубину погружения. Сущность этого уклонения заключалась в следующем.
Противолодочный корабль искал подводную лодку, прослушивая море на малых ходах. Обнаружив лодку, он поворачивал на нее и резко увеличивал ход для бомбометания. Это ускорение было необходимо для того, чтобы быстро подойти к месту предполагаемого нахождения подводной лодки, а затем так же быстро отойти от бомбовых разрывов на безопасное расстояние. Разумеется, что с увеличением хода преследующего корабля усиливался шум его винтов, который легко прослушивался шумопеленгаторной станцией подводной лодки, а иногда был слышен даже непосредственно на ее корпус.
Противолодочный корабль сбрасывал глубинные бомбы, как правило, с кормы, поэтому он должен был пройти точно над подводной лодкой. В момент, когда корабль противолодочной обороны подходил к самой подводной [304] лодке, гидролокационный контакт терялся, благодаря чему создавался «мертвый» промежуток, когда командир подводной лодки мог неожиданно изменить курс и отойти от места бомбометания как можно дальше.
Времени, которое тратит противолодочный корабль на ускорение, бомбометание, вкупе со временем погружения глубинных бомб, было вполне достаточно для того, чтобы удалиться на значительное расстояние. Таким образом, у командира подводной лодки были время и возможность для своевременного и спасительного маневра. Также у маневрирующей подводной лодки всегда оставался неоспоримый шанс - контратака против надводных кораблей, чего, конечно, была лишена подводная лодка, лежащая на грунте.
Другие командиры, их было меньшинство, во время преследования противолодочными кораблями предпочитали затаиться на месте и лечь на грунт, если, конечно, позволяла глубина. Эта пассивная тактика, по-моему, было похожа на поведение страуса, скрывающего голову в песке, и, разумеется, она повышала вероятность гибели подводной лодки.
В доказательство порочности этого приема приведу несколько горьких примеров.
15 августа 1941 года подводная лодка «Щ-211» под командованием А.Д. Девятко после своей первой успешной атаки тут же легла на грунт…
21 сентября 1941 года подводная лодка «М-34» под командованием капитан-лейтенанта Н.И. Голованова после торпедной атаки также легла на грунт. В течение 11 часов ее жестоко бомбардировали корабли охранения, которые сбросили на нее несметное количество глубинных бомб, и в конце концов подводная лодка погибла.