Подводная лодка «С-31» стояла на восточной стороне Южной бухты. Чтобы сократить путь, я торопливо шел через Исторический бульвар, мимо Севастопольской панорамы. Мои скорые шаги гулко отдавались в потревоженной ночной тишине парка. Кое-где на скамейках сидели запоздалые пары. Когда я спускался к железнодорожному вокзалу, позади вдруг услышал запыхавшийся голос:
- Коля, это ты? Я обернулся.
- Да, я… - Повнимательней приглядевшись, я узнал помощника командира «С-32», старшего лейтенанта Сашу Былинского. - Саша, здравствуй!
- Здравствуй, Коля! Вот так встреча, - тяжело дыша, проговорил Саша. Кое-как переведя дух и смахнув с лица пот, он на ходу продолжил: - Опять, видимо, флотское учение. Как-то все неожиданно… Я только вчера оповестителей сменил, беспокоюсь, сработают ли ребята?…
- А зачем им «срабатывать»? По сигналу «большого сбора» все прибудут в свои части и без оповестителей, ты зря волнуешься, - успокоил я его.
Вскоре мы оказались в расположении бригады подводных лодок и направились к своим кораблям.
Остававшийся за меня лейтенант Шепатковский доложил:
- Около двух часов ночи в казарме сыграли боевую тревогу, а потом объявили сигнал «большого сбора». Все, кто был в казарме, немедленно прибыли на подводную лодку и подготовили ее к «бою и походу». Корпус на герметичность и готовность корабля к погружению проверили. В штабе я уже был, командиру бригады о готовности подводной лодки к выходу в море, о запасах масла, соляра, пресной воды и наличии личного состава доложил. [45]
Комбриг принял мой доклад и приказал вам явиться в штаб за дальнейшими распоряжениями.
Личный состав всех подводных лодок стоял по боевой тревоге. Томительная безвестность угнетала, но мы продолжали оставаться на своих командных пунктах и боевых постах. Нас окружала полная темнота, нигде, ни в зданиях, ни на улицах, не было света. Над пирсами воцарилась зловещая тишина.
Внезапно, в четверть четвертого, могучие лучи прожекторов разрезали безоблачное звездное небо и закачались маятниками, ощупывая небосвод, по которому, нарастая с каждой секундой, разливался монотонный гул. Наконец со стороны моря появилась устрашающая армада низко летящих самолетов. Их бескрайние вороньи ряды поочередно проносились вдоль Северной бухты. Батареи береговой зенитной артиллерии и корабли эскадры открыли по ним ураганный огонь и смешали боевой порядок. У Приморского бульвара раздался оглушительный взрыв. Еще один взрыв прогремел где-то в городе. Мрачные силуэты неизвестных еще бомбардировщиков то вспыхивали в лучах прожекторов, то пропадали в пустоте неба, потом их снова схватывали прожектора и вели до конца Северной бухты.
Когда нам приказали открыть артиллерийский огонь, расчет 100-миллиметрового орудия (командир орудия Иван Шепель, первый наводчик Федор Мамцев, второй наводчик Андрей Беспалый, заряжающий Семен Гунин, подносчик патронов Григорий Федорченко), несмотря на то что во время боевой подготовки зенитные стрельбы мы не отрабатывали, действовал слаженно и уверенно - пропусков не было.
Наш минер, лейтенант Василий Георгиевич Короходкин, управлял артиллерийским огнем с крыши мостика подводной лодки. Когда грохот пушек соседних подводных лодок заглушал его команды, он повторял их быстрыми жестами. Небо продолжали бороздить лучи прожекторов, всюду скользили нити трассирующих пуль, вспыхивали разрывы зенитных снарядов.
В конце концов было сбито несколько самолетов. Мы отчетливо видели, как один из самолетов упал в море в [46] районе Константиновского равелина. Рядрм с лучами прожекторов просматривались темные купола парашютов, казалось, высаживается воздушный десант. Когда в небе над бухтой не осталось ни одного самолета, затих и грохот орудийных выстрелов. Поступила команда отбоя.
Вся палуба подводной лодки была усыпана стреляными гильзами. Когда я спустился с мостика, чтобы подойти к матросам артиллерийского расчета, они мелодично зазвенели у меня под ногами. Мои артиллеристы не сразу заметили меня: с напряжением и тревогой они продолжали вглядываться в небо, ждали следующего налета. На этот раз его не последовало…
Первый налет вражеской авиации на Севастополь продолжался около 30 минут.
Вся команда была взбудоражена и ошеломлена произошедшим. Никто не мог поверить, что это был первый настоящий бой с врагом.
Наконец мы узнали, что началась война с фашистской Германией.
Война!…
Мы ощутили это слово во всей его глубине и трагизме не сразу.
После отбоя возбужденные краснофлотцы расходились по отсекам, обсуждая суровое известие о начале войны, с поразительной быстротой отбросившее вчерашние беспечные мечты об отпусках, встречах с родными и друзьями, скорой демобилизации после пятилетней службы и устройстве жизни. Все наши планы рухнули в один миг…