Читаем Боевыми курсами. Записки подводника полностью

Большая группа командиров подводных лодок остановилась на берегу реки Рион, где устроили импровизированный пикник, а мы с Сергеем Григорьевичем достали грузинскую байду (плоскодонную лодку) и решили отправиться на озеро Палеостом — порыбачить. Для того чтобы перетащить лодку, мы прихватили с собой из базы торпедную тележку. Видя, как мы надрываемся с тележкой, нам вызвались помочь комиссар и инженер-механик. Общими усилиями мы смогли дотащить тележку только до половины пути. Пробираться на озеро было очень трудно: наше продвижение затруднялось низкими, заболоченными берегами, в грязи которых тележка с байдой то и дело увязала по самую ось. Чтобы сдвинуть тележку с места, мы прилагали неимоверные силы — рывком перетаскивали ее на несколько метров, а затем останавливались и долго переводили дыхание. Потом все повторялось. Наконец тележка окончательно увязла колесами в илистом грунте, и мы, бросив бесполезное транспортное средство, поволокли байду на руках. G большим трудом нам удалось донести лодку до уреза воды, где мы наконец спустили ее на воду, покидали на дно все рыбацкие принадлежности, вещмешки с гранатами и запрыгнули в нее вместе с Сергеем Григорьевичем, который оттолкнулся веслом от берега и рьяно принялся грести. Я же крикнул оставшимся на берегу Замятину и Шлопакову:

— Организуйте, пожалуйста, вечером нашу встречу!

— Хорошо, хорошо, не беспокойтесь, — ответил Замятин, — обязательно организуем.

С тем мы и отправились в плавание. Погода была самая что ни на есть рыбацкая: моросил теплый мелкий дождик, ветра почти не было, влажный аромат зелени летней Колхиды нас просто зачаровал.

Пройдя Палеостом, красивейшее озеро Кавказа, мы вошли в устье глубоководной, но довольно узкой речки Печери. Ее берега заросли причудливыми южными деревьями, между которыми густо переплелись непроходимые заросли кустарников. После поворота реки мы увидели плот. Мне это показалось верным признаком, и я сказал Сергею Григорьевичу:

— Табаньте! Тише! Не подходите к плоту, около него должна стоять рыба.

Егоров застопорил ход, достал из вещевого мешка гранату, которую тут же взвел в боевое положение и бросил в сторону плота. Однако он не рассчитал силу, и из-за слишком сильного броска граната упала не в воду, а посередине плота, на котором стала крутиться, подпрыгивать и шипеть, как змея…

— Ложись! — сообразил крикнуть я, и, как только мы оказались на дне байды, граната взорвалась. Осколки со свистом пролетели над нашими головами, а некоторые воткнулись в деревянный борт. После короткой перепалки со взаимными обвинениями мы наконец пришли в себя и продолжили путь.

Справа, примерно в ста метрах от нас, реку пересекал оросительный канал. В этом месте берег был узким, и высокие стройные деревья росли чуть ли не у самой воды. За ними рос густой зеленый кустарник, под которым переплетались мощные корневища могучих деревьев, далее виднелись лозы дикого винограда и другие растения. Вдали на горизонте высились конусообразные холмы. Их резкие, прерывистые очертания на фоне крутых Кавказских гор дополняли величественную картину, которой нельзя было не залюбоваться.

Внезапно из-за туч вышло солнце, лучи которого, пробиваясь через густой лес, приобретали бархатный зеленоватый оттенок. Более ощутимыми стали запахи влажной густорастущей травы и гниющего ила. С веток ольхи свисали колючие лианы, густо заросшие облепихой и ежевикой.

Течение реки в этом месте было не таким быстрым, и мы, опустив весла, зачарованно впитывали невыразимую красоту открывшегося нашим глазам мира, который Александр Сергеевич Пушкин не случайно назвал «пламенной Колхидой».

Однако через некоторое время мы вернулись к своему делу — рыбалке. Памятуя о прежней неудаче с гранатой, решили попробовать рыболовецкую удачу более мирным способом и, быстро посовещавшись, достали удочки. Сев на разные концы байды спиной друг к другу, мы с Сергеем Григорьевичем забросили удочки в канал и стали терпеливо ждать.

Но рыба попалась то ли упрямая, то ли сытая, и за полчаса не было ни одной поклевки. Через час наше терпение кончилось и мы опять взялись за гранаты. Снова мой товарищ взял гранату, вынул чеку, бросил ее и вновь не рассчитал бросок — граната упала на берег и, издавая жуткое шипение, закрутилась на земле! Нас спасла только быстрота реакции: как только мы уткнулись носами в дно лодки, над головой со свистом пронеслись осколки разорвавшейся гранаты.

Тут не выдержал я — мне показалось, что Сергей Григорьевич слишком неловок сегодня, если второй раз не может попасть в воду, которая вокруг нас, о чем я не замедлил ему сообщить. Также я отметил, откуда в таком случае должны расти руки и что должно быть с головой. С этими словами я схватил третью гранату, взвел ее и бросил в другую сторону. И что за напасть… Граната попала в заросли осоки, но всплеска не последовало, — граната попала на плотный грунт и, колыша траву, зашипела. Мы опять упали на дно спасительной лодки. Взрывом подбросило вверх комья земли и траву. Осколки порезали осоку и снова со свистом пронеслись над нами.

Перейти на страницу:

Все книги серии На линии фронта. Правда о войне

Русское государство в немецком тылу
Русское государство в немецком тылу

Книга кандидата исторических наук И.Г. Ермолова посвящена одной из наиболее интересных, но мало изученных проблем истории Великой Отечественной воины: созданию и функционированию особого государственного образования на оккупированной немцами советской территории — Локотского автономного округа (так называемой «Локотской республики» — территория нынешней Брянской и Орловской областей).На уникальном архивном материале и показаниях свидетелей событий автор детально восстановил механизмы функционирования гражданских и военных институтов «Локотской республики», проанализировал сущностные черты идеологических и политических взглядов ее руководителей, отличных и от сталинского коммунизма, и от гитлеровского нацизма,

Игорь Геннадиевич Ермолов , Игорь Ермолов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное