Боевыми курсами. Записки подводника

— У нас был свой небольшой домик, — печально прикрыв глаза, продолжала женщина. — Его разбомбили еще в прошлом году. Муж служил инструктором в учебном отряде. Погиб совсем недавно, в мае, при обороне Севастополя. — Она глубоко вздохнула. — Я перешла жить в центр города к сестре, работала на главпочтамте. В последнее время мы жили там же, в подвале… Было очень трудно, особенно с водой. Когда фашисты начали захватывать город, мы вместе с другими жителями пошли в Камышевую бухту. Сестра по дороге погибла, а я с дочуркой еле добралась. В Камышевой бухте мы узнали, что ваша лодка идет на Кавказ, вот и попросились к вам. Там у меня тетушка живет… — Глаза наполнились слезами, которые она постаралась скрыть. Одолев невольно нахлынувшие чувства, она тяжело вздохнула и продолжала: — Никакие бомбежки и обстрелы в городе нас не пугали, это только поначалу мы немного трусили, а здесь у вас, простите за откровенность, очень страшно. Вначале я просто потеряла голову. Ну, думаю, все кончено. Потом от ужаса лишилась чувств. Уж вы извините меня. Я очень признательна матросу Баранову — он так меня выручил. Запомню его на всю жизнь и дочке своей не дам забыть.

— Не волнуйтесь, пожалуйста, ничего страшного нет. Мы неоднократно испытали надежность нашего корабля на себе. Вы с дочуркой в надежных руках, наша команда вас не подведет. В этом даю вам полную гарантию, поверьте мне.

Благодарный взгляд женщины подтверждал, что я сумел вселить в нее хоть немного уверенности.

Я в последний раз осмотрел отсек и, увидев, что остальные наши пассажиры мирно отдыхают, вышел, чтобы никого не будить, и, пройдя кают-компанию, поднялся на мостик. Снаружи было темно и тихо. Я долго переживал услышанное: сколько бед и горя принес немецкий фашизм Севастополю и его жителям…

Отвлекшись от тяжелых мыслей, я взглянул на стоявшего на вахте старпома Марголина и не без удовольствия подумал, что в этой непривычной обстановке он довольно быстро вошел в новую и трудную роль.

Борис Максимович был уроженцем Ленинграда. До флота, окончив Ленинградское мореходное училище, ходил на торговых судах. Военно-морскую подготовку получил на специальных курсах командного состава при Краснознаменном учебном отряде имени С.М. Кирова. С начала войны он был призван на Черноморский флот и получил назначение на сторожевой корабль «Шторм». По характеру он был спокойным и рассудительным, в военной службе проявил себя инициативным и хорошо организованным офицером. Забота Бориса Максимовича о корабле и личном составе, об их чаяниях и нуждах была выше всяких похвал.

Я перекинулся с ним несколькими фразами по текущей обстановке и, будучи совершенно удовлетворен четкими и всеобъемлющими ответами, спустился к себе.

Наутро при очередном уклонении от самолета противника у нас не включилась левая муфта БОМАГ, соединяющая дизель с линией вала. Все попытки отремонтировать ее на ходу не увенчались успехом, поэтому в порт Туапсе мы вошли под одним дизелем. В порту мы благополучно встали у причальной стенки судоремонтного завода, где нас встретили офицеры базы.

В то время мы не пользовались выражениями «прорвался в Севастополь» или «с боем форсировал блокаду», а скромно докладывали: «возвратился из Севастополя» или «вернулся из главной базы, доставив туда боезапас, вооружение, продовольствие и бензин». Об этом не сообщалось в сводках Совинформбюро, и общая картина подводных коммуникаций с блокированной главной базой флота для многих выглядела обыденной и спокойной. Поэтому встречали нас без пафоса и шумного восторга.

После швартовки и коротких официальных приветствий мы стали выводить на палубу утомленных пассажиров. Им помогала вся команда. Сойдя по трапу на берег, многие женщины от избытка чувств бросались на зеленую траву и, припадая к земле, целовали ее. Их худые плечи вздрагивали; беспорядочно рассыпавшись, волосы смешивались с травой. Раненые и дети ликовали, обнимали матросов и старшин. Какими простыми и наивными казались нам со стороны эти неповторимые минуты человеческой радости освобождения из плена замкнутого пространства.

Проводив наконец пассажиров на машины, мы построили личный состав.

Проходя с Павлом Николаевичем вдоль строя, я всматривался в лица матросов, старшин и офицеров. По воспаленным глазам было видно, что все без исключения сильно устали. В течение двадцати пяти напряженных суток они самоотверженно трудились, не зная ни сна ни отдыха. Меня одолевало желание помочь команде, дать хоть пару часов поспать, но отдыхать было некогда: необходимо было как можно быстрее отремонтировать муфту БОМАГ и снова идти в Севастополь.