Трудно было себе представить более сложный набор разнообразных и совершенно не свойственных для подводной лодки задач. Безусловно, свечение прожектором торпедным катерам вблизи базы противолодочных сил противника, ночной подход торпедных катеров к борту недвижимой подводной лодки и артобстрел укрепленного порта можно было считать не просто неоправданным риском, а верной погибелью, но таков был приказ, и мы обязаны были его выполнить.
Однако в тот момент у меня не было ни тени страха или неуверенности. Я думал лишь о том, как наиболее точно и безукоризненно выполнить приказ. Для начала я мысленно поставил себя на место противника, всесторонне оценил его возможные замыслы и исходя из стандартов его действий продумал, как могу я поступить в каждом предполагаемом случае.
Судя по существующим в то время боевым документам, считалось, что вооружение подводных лодок артиллерией калибром 100 и 45 миллиметров достаточно эффективно для борьбы с невооруженными торговыми судами и обстрела береговых объектов, не защищенных береговыми батареями. Но артиллерийское вооружение подводных лодок никогда не было рассчитано на то, чтобы противостоять надводным кораблям или береговым батареям. Во многих случаях, когда подводная лодка в надводном положении пыталась сразиться с надводным кораблем или самолетом, скоротечный бой, как правило, заканчивался не в ее пользу.
Мы обменялись мнениями по всем этим вопросам, но единственное, о чем нам удалось договориться с Алексеем Петровичем, так это о том, что при подходе к нам торпедные катера первыми дадут свои позывные специальным фонарем. Это несколько облегчало наше положение, так как исключалась ошибка при внезапном появлении вражеских катеров, активно действовавших в этом районе.
Изучив содержание остальных боевых задач, поставленных штабом флота, мы с Алексеем Петровичем Ивановым попрощались. И в сумеречной тьме, уже не освещаемой узкой полоской заката, я направился по шаткой деревянной сходне на подводную лодку.
Мы вышли в море лишь после того, как темная южная ночь полностью окутала пирсы и причалы Туапсе непроглядным черным покровом. Во второй половине следующего дня мы подошли к Двухъякорной бухте, севернее которой на зеленых холмах стояла Феодосия, захваченная немецко-фашистскими войсками в ноябре 1941 года.
Солнце садилось со стороны берега, и его заходящие лучи ослепляли меня. Как ни старался я уточнить находящиеся в бухте корабли и суда, ничего нельзя было разглядеть. Я понял, что разведку нужно отложить до утра, когда солнце встанет в мористой части горизонта и осветит все крымское побережье. Под прикрытием вечерних сумерек мы отошли от побережья и приступили к зарядке аккумуляторной батареи. Постепенно на смену ночной тьме пришел рассвет.
Учтя опыт предыдущего дня, мы к восходу солнца заняли выгодное для нас место у побережья, погрузились и приступили к выполнению нашей первой боевой задачи — разведке плавсредств в Двухъякорной бухте.
Вода, освещенная ярким утренним солнцем, приняла лазурный оттенок, на ее фоне отчетливо вырисовывались маячившие вдалеке за стенкой гавани мачты судов. Видимость была хорошая. Солнце, вставшее со стороны моря, теперь стало нашим союзником: щедро освещая побережье Крымских гор и бухты, оно слепило фашистских береговых наблюдателей и не давало им заметить периодически возникающий над поверхностью моря перископ. Да и вероятность бликов от линзы перископа была невелика.
Я продолжал тщательное наблюдение: когда из бухты вышли два сторожевых катера, мы уклонились от них и продолжили маневрировать у входа в бухту.
У причалов Двухъякорной бухты мы обнаружили вспомогательные корабли и суда, быстроходные десантные баржи, торпедные катера и буксиры. Какие-то неестественно ровные линии некоторых холмов на мысе Киик-Атлама привлекли мое внимание. Присмотревшись внимательнее, в складках горы я различил замаскированную береговую артиллерийскую установку. Чуть подальше, в глубине мыса, виднелась вторая установка, а еще дальше — наблюдательный пост.
Невесть откуда вынырнул немецкий самолет и низко пролетел над нами. Неистово дымя моторами, он быстро устремился прочь от берега, но вскоре изменил курс и стал летать вдоль побережья. По-видимому, он искал наши подводные лодки.
К вечеру, отойдя от берега мористее, мы всплыли в надводное положение и по радио доложили первые результаты нашей разведки в штаб флота.
Так повторялось несколько раз: в течение нескольких дней мы непрерывно вели наблюдение за Двухъякорной бухтой, подходя к ее берегам до 30 кабельтовых, а вечерами докладывали новые данные начальнику штаба флота.
Наконец мы получили сигнал о начале операции. Произведя днем еще раз обстоятельную разведку Двухъякорной бухты и убедившись в том, что никаких изменений не произошло, мы отошли мористее и ночью всплыли в позиционное положение.