Бог есть

Предположение, что Бог создал людей для того, чтобы восполнить отпавших (возгордившихся) ангелов, как нельзя лучше объясняет, почему главная христианская добродетель — смирение, а главный грех — гордыня. И не в философском, а в самом что ни на есть буквальном, прикладном смысле этих слов. Степан Разин и Емельян Пугачев на Небе не нужны, как и прочие герои, отдавшие жизнь за свободу. Осталось еще демонизировать Василия Шукшина за его отношение к Степану Разину и русскому народу-страдальцу вообще. Либо священники в усердии Царю Небесному или, скорее, царям земным перегнули палку. Вот свежий пример. Иоанн Крестьянкин (1910–2006): «Нынешние чада Церкви совершенно особые, порождение всеобщей апостасии, они приходят к духовной жизни, отягченные многими годами греховной жизни, извращенными понятиями о добре и зле. А усвоенная ими правда земная восстает на оживающее в душе понятие о Правде Небесной. И две эти правды по сути своей совершенно различны и непримиримы. На земле Небесная Правда пригвождается ко кресту». Когда я это прочитал, я подумал: и опять автора не волнует, что он предоставляет широчайшее поле для толкования. А хотелось бы поконкретнее: об извращенных понятиях о добре и зле, о правде земной и Правде Небесной. Фраза об их непремиримости, пожалуй, ключевая и относится она, конечно, к земной правде трудящихся, потому что земная «правда» царей, дворян, богачей прошлых и нынешних вполне устраивает отцов Церкви (с тех самых пор, когда христианство стало государственной религией), от них не услышишь древнегреческого демократического: «Глас народа — глас Божий». Хотя на земле ко кресту как раз пригвоздили Разина и Пугачева, а не Салтычиху и Троекурова.

Вот еще похожее высказывание на эту же тему сербского старца Фаддея Витовницкого (1914–2003), привожу полностью с сохранением орфографии: «В Евангелии сказано: В доме Отца Моего обителей много (Ин.14:2). В зависимости от нашего духовного роста здесь мы после смерти получаем ту или иную обитель… Не всё равно, за что мы боремся на земле. Духовный человек борется за духовное, за выход в Небо, а телесный — исключительно за земное. На первый взгляд кажется, что разница между тем, кто верил в идею справедливости на земле, боролся за нее и даже отдал жизнь, и тем, кто верил в Небо и в небесную правду, которая никогда не осуществляется в этом мире,— небольшая. Но разница все-таки велика, поэтому, даже несмотря на жертвы, ищущие земной правды и после смерти продолжают жить в заблуждении».

Разница большая. Подвиг человека, отдавшего жизнь за земную свободу и земное счастье народа, понятен всему народу. Подвиг монаха-отшельника, добровольно исполняющего непосильные и бессмысленные с точки зрения рациональной мирской логики обеты, на земле понятен, наверное, даже не всем истинно верующим. (Святитель Игнатий Брянчанинов: «Древние иноки глубоко уважали делания святые, давали им бесценную цену! Мы, омраченные, неспособны даже понять этого, потому что не жили существенною, внимательною жизнию; жили как-то легко, ветрено, как бы шутя, как бы веря и не веря вечности, двоякому воздаянию в ней».)