Он знал, что в этом пейзаже было что-то мистически притягательное для людей, в чьих жилах текла фрименская кровь. Он специально выбрал для испытания эту дюну – она была выше остальных.
– Хорошенько всмотрись в пейзаж, – сказал он и, скатившись с дюны, исчез из поля зрения Сионы.
Она еще раз медленно обвела взглядом Пустыню.
Лето прекрасно представлял себе, что сейчас чувствует и переживает девушка. Кроме призрачного видения башни, на всей линии горизонта не было ни единого выступа – вокруг расстилалась совершенно плоская равнина. С того места, где стояла Сиона, горизонт замыкался линией диаметром восемь километров – далее кривизна планеты скрывала все, находившееся за линией. Лето заговорил с того места, где находился, – прямо под гребнем дюны.
– Это настоящий Сарьир. Его можно познать только так, находясь посередине и стоя ногами на земле. Это все, что осталось от
– Океан без воды, – прошептала Сиона.
Она еще раз оглянулась и всмотрелась в горизонт.
Ветра не было, и Лето понимал, что полная тишина Пустыни безжалостно въедается в человеческую душу. Сиона потеряла все привычные ориентиры и точки опоры. Она была одна среди огромного, всепоглощающего пространства.
Лето взглянул на следующую дюну. Идя в том направлении, они должны были пройти несколько холмов, которые некогда были горами, но ветер и песок сделали свое дело – от гор остались только кучи песка и щебня. Лето продолжал неподвижно лежать, предоставляя тишине делать свое дело. Какое удовольствие было воображать, что ничто не изменилось, и эти дюны по-прежнему опоясывают всю планету. Но теперь даже эти оставшиеся дюны медленно вырождались. С тех пор как пронеслась последняя буря Кориолиса, Сарьир не видел ничего, кроме небольших вихрей и легкого ветра, которые не влияли на климат, ограничиваясь местным распространением.
Вот и сейчас один из таких «ветров дьявола» вихрем вздымался на небольшом расстоянии от Сионы. Она проследила за продвижением вихря. Вдруг она отрывисто спросила:
– У вас есть своя личная религия?
Несколько мгновений Лето обдумывал ответ. Его всегда поражало, насколько вид Пустыни провоцировал мысли о религии.
– Ты осмеливаешься спрашивать, есть ли у меня личная религия? – требовательно произнес он.
Лето знал, что девушке страшно, но она ничем не проявила своего страха, она повернулась и взглянула ему в глаза. Лето напомнил себе, что отвага всегда была отличительной чертой Атрейдесов.
Она не ответила, тогда Лето продолжил:
– Ты из Атрейдесов; в этом нет никаких сомнений.
– Это и есть ваш ответ?
– Что в действительности ты хочешь знать, Сиона?
– Во что вы верите?
– Ха! Ты спрашиваешь меня о моей вере. Ну что ж – я верю в то, что ничто не может возникнуть из ничего без Божественного вмешательства.
Его ответ озадачил Сиону.
– Но каким образом…
–
Она отрицательно покачала головой, не поняв того, что он сказал. Лето перевел:
– Природа не совершает скачков.
– Что это был за язык? – спросила Сиона.
– На этом языке давно уже никто не говорит в моей вселенной.
– Зачем же вы его используете?
– Для того, чтобы разбудить твою древнюю память.
– У меня нет никакой древней памяти! Я только хочу знать, зачем вы привели меня сюда.
– Для того, чтобы дать тебе почувствовать вкус твоего прошлого. Спускайся сюда и забирайся ко мне на спину.
Она поколебалась, но потом, поняв тщетность сопротивления, спустилась вниз и забралась на спину Лето.
Он подождал, пока она не встала на колени.
– Зачем я это делаю? – спросила она. По ее тону он понял, что она чувствует себя глупо у него на спине.
– Я хочу, чтобы ты почувствовала, как наш народ путешествовал по этой земле на спинах гигантских песчаных червей.
Он заскользил по дюне под ее гребнем. Сиона увидела отверстия. Из книг она знала, что это такое, но пульс реальности оказался совсем другим, и ей предстояло двигаться в такт с ним.
Ему самому следовало набраться твердости.
Он даже напомнил себе, что то же самое относится и к Хви Нори. Просто дело в том, что все они не могут умереть сразу.
Лето почувствовал тот момент, когда Сиона начала получать наслаждение от езды верхом на Черве. Она переместила свой вес, откинувшись назад и подняв вверх голову.