Бог-Император Дюны

– Сиона проходит испытание, я же сказал тебе.

– Но что означает это испытание?

Монео прикрыл глаза руками и вздохнул. Он опустил руки и подумал, что заставляет себя связываться с этим глупым, опасным и древним человеком.

– Это означает, что она может умереть.

Айдахо отпрянул, гнев его немного остыл.

– Как ты мог допустить?

– Допустить? Ты думаешь, что у меня был выбор?

– Каждый человек может сделать выбор!

Горькая усмешка коснулась губ Монео.

– Как так получилось, что ты оказался глупее всех других Дунканов?

– Других Дунканов! – повторил Айдахо. – Как умирали эти другие, Монео?

– Так, как мы все умираем. Они выпадали из связки времен.

– Ты лжешь. – Айдахо цедил слова сквозь стиснутые зубы, костяшки пальцев руки, сжимавшей рукоять ножа, побелели.

Монео продолжал говорить мягко и вкрадчиво:

– Берегись. У меня тоже есть границы терпения, особенно сейчас.

– Это гнилое место! – крикнул Айдахо. Он обернулся и окинул взглядом коридор. – Там происходят вещи, которые я не могу принять!

Монео невидящим взглядом посмотрел в ту же сторону.

– Ты должен повзрослеть, Дункан. Должен.

Рука Айдахо застыла на рукоятке ножа.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Сейчас очень неустойчивое время. Всего, что может вызвать его волнение, надо всячески избегать… этого просто нельзя допустить.

Айдахо с трудом удерживался от того, чтобы не ударить мажордома. Его удерживало нечто загадочное в поведении Монео. Однако были сказаны слова, которые нельзя было пропускать мимо ушей.

– Я не незрелый ребенок, как ты, может быть…

– Дункан! – Монео впервые повысил голос почти до крика. От неожиданности Айдахо выпустил из руки нож, а Монео продолжал: – Если твоя плоть стремится к зрелости, но что-то удерживает ее, то на этой почве развиваются отклонения в поведении. Иди.

– Ты… обвиняешь… меня… в?..

– Нет! – Монео указал рукой вдоль коридора. – О, я знаю, что ты там видел, но это…

– Две женщины, слившиеся в страстном поцелуе! Ты думаешь, что это не…

– Это действительно не важно. Юность пробует свою силу множеством способов.

Айдахо, едва сдерживая себя, качнулся вперед на носках.

– Очень рад узнать это о тебе, Монео!

– Да, это очень хорошо, но я тоже узнавал кое-что и о тебе, причем несколько раз.

Монео с наслаждением следил, какое действие оказали на Айдахо его слова. Дункан был потрясен. Гхола никогда не могут избавиться от чар того, что делали до них другие гхола.

Айдахо заговорил хриплым шепотом:

– И что же ты узнал?

– Ты научил меня одной очень ценной вещи, – сказал Монео. – Все мы стремимся реализоваться, но если что-то тормозит нас, то мы ищем выхода в боли – мы или ищем ее для себя, или причиняем ее другим. Особенно уязвимы в этом отношении подростки.

Айдахо вплотную приблизился к Монео.

– Я говорю о сексе!

– Конечно.

– Ты обвиняешь меня в том, что я подросток…

– Да, это так.

– Я перережу тебе…

– Заткнись!

В голосе Монео не было нюансов Голоса Бене Гессерит, но в нем была привычка повелевать, и Айдахо подчинился.

– Прости, – сказал Монео. – Но я очень расстроен из-за того, что моя единственная дочь… – Он осекся и пожал плечами.

Айдахо дважды глубоко вздохнул.

– Вы все здесь сошли с ума! Ты говоришь, что твоя дочь может умереть и, однако…

– Ты глупец! – рявкнул Монео. – Ты что, не понимаешь, что мне нет никакого дела до твоих мелких забот! Твои глупые вопросы и твои эгоистичные… – Он печально тряхнул головой.

– Я прощаю тебя, потому что у тебя личные проблемы, – сказал Айдахо, – но если ты…

– Прощаешь! Ты меня прощаешь? – Монео задрожал от ярости. Это было уже слишком!

Но Айдахо упорствовал:

– Я могу простить тебя за…

– Ты! Болтаешь о сексе, прощении и боли и… ты думаешь, ты и Хви Нори…

– Не смей о ней говорить!

– О да. Она не имеет к этому никакого отношения! Ты занимаешься с ней сексом и не думаешь с ней расставаться. Скажи мне, глупец, как ты можешь что-то дать перед лицом этого?

Ошарашенный Айдахо глубоко вдохнул. Он не предполагал, что вечно мягкий и спокойный Монео способен на такой страстный монолог. Но это нападение, эта атака, это не могло быть…

– Ты думаешь, что я жесток? – спросил Монео. – Я просто заставляю тебя думать о тех вещах, которых ты попросту избегаешь. Ха! Более жестокие вещи делались в отношении Господа Лето только из одной жестокости.

– Ты защищаешь его? Ты…

– Я лучше его знаю!

– Он использует тебя!

– Для какой цели?

– Об этом мне скажешь ты!

– Он наша единственная надежда остаться в веках…

– Извращенец не может остаться в веках!

Монео снова заговорил спокойно, но его слова потрясли Айдахо.

– Я скажу тебе это только один раз. Гомосексуалисты были среди самых лучших воинов в нашей истории, это были берсерки, неистовые в бою. Они были среди лучших священников и жриц. Требование безбрачия не случайно в истории религии. Не случайно и то, что из недозревших подростков получаются лучшие солдаты.

– Это извращение!

– Совершенно верно! Военные начальники на протяжении многих столетий знали, что извращенное влечение превращается в боль.

– Именно этим и занимается Великий Бог Лето?

Монео так же мягко ответил: