Бог-Император Дюны

– Я получила строжайший приказ, командир, который я не могу не выполнить. – Наила оглядела своих гвардейцев, потом снова взглянула на Сиону. – Вы и… Дункан Айдахо должны жить в одной квартире вместе.

– Это приказ моего отца?

– Госпожа командир, это приказ самого Бога-Императора, и мы не можем его ослушаться.

Сиона посмотрела на Айдахо.

– Ты помнишь, о чем я предупредила тебя, Дункан, когда мы говорили с тобой в Цитадели?

– Мои руки принадлежат мне и будут делать то, что им заблагорассудится, – огрызнулся Айдахо.

Она коротко кивнула, отвернулась и обратилась к Гаруну:

– Какая разница, где мы будем спать в этом отвратительном месте? Веди нас домой.

Айдахо нашел ответ Гаруна очаровательным. Он повернул голову к гхола, прикрылся капюшоном, чтобы его не видела Сиона, и подмигнул Айдахо. После этого он отвернулся и повел их с площади вдоль по грязной улице.

В чем заключается самая непосредственная опасность для моего правления? Я могу ответить вам. Это истинный провидец, человек, который в присутствии Бога сознает свое истинное место. Экстаз провидца создает энергию, подобную половой, – она не заботится ни о чем, кроме творения. Один акт творения в целом похож на другой, все зависит от содержания видения.

(Похищенные записки)

Лето покинул свою тележку и лежал на защищенном от непогоды балконе Малой Цитадели, охваченный раздражением, которое, как он прекрасно понимал, было вызвано вынужденной задержкой их бракосочетания с Хви Нори. Лето смотрел на юго-запад. Где-то там, за темнеющим горизонтом, находятся Сиона, Дункан и их товарищи, которые уже шестой день живут в деревне Туоно.

В этой задержке виноват только я, думал Лето. Это я изменил место проведения церемонии, и бедняге Монео пришлось заново начинать все приготовления.

Да еще эти проклятые мысли о Малки.

Все эти заботы было невозможно объяснить Монео, который суетился в соседнем зале, переживая из-за того, что отсутствовал на своем командном пункте и не мог оттуда руководить приготовлениями к празднеству. Какой он, однако, хлопотун!

Лето взглянул на заходящее солнце. Оно скатывалось к горизонту, одетое в призрачный оранжевый туман, след только что прошедшей бури. Сейчас дождь медленно перемещался вместе с облаками к южной части Сарьира. В долгой тишине Лето некоторое время наблюдал за дождем, который, казалось, не имел ни начала, ни конца. Облака вырастали тяжелыми нагромождениями из серого неба, а из облаков видимыми линиями протягивался к земле дождь. Он почувствовал, как его обуревает неумолимая память. Трудно было изменить настроение, и Лето вдруг понял, что совершенно непроизвольно мысленно повторяет великие строки древнего поэта.

– Вы что-то сказали, господин? – Голос Монео раздался совсем рядом. Скосив глаза, Лето увидел стоявшего рядом и готового к приказаниям верного мажордома.

Лето перевел стихи на галахский и процитировал:

– Соловей свил гнездо в ветвях сливы, но что он может поделать с ветром?

– Это вопрос, господин?

– Это очень древний вопрос. Ответ на него очень прост. Пусть соловей занимается своими цветами.

– Я не понимаю вас, господин.

– Перестань обсуждать очевидное, Монео. Меня раздражает, когда ты это делаешь.

– Простите меня, господин.

– Что мне остается делать? – Лето изучающе посмотрел на потупившего взор Монео. – Ты и я, Монео, чем бы мы ни занимались, представляем собой очень органичный актерский ансамбль.

Мажордом недоуменно уставился на Лето.

– Господин?

– Ритуалы религиозных празднеств в честь Вакха стали семенами, из которых вырос греческий театр. Религия часто приводила к рождению театра. Из нас тоже можно сделать неплохой театр. – Лето опять вперил задумчивый взор в горизонт.

Теперь на юго-западе поднялся ветер, громоздивший облака друг на друга. Лето показалось, что он слышит, как шуршит песок, который ветер сдувает с вершин дюн. Но в зале башни стояла мертвая тишина, которую лишь подчеркивал едва слышный шелест ветра.

– Облака, – прошептал Лето. – Я снова выпью бокал лунного света, у моих ног пристанет древняя морская ладья, прозрачные облака побегут по синему небу, на моих плечах снова будут развеваться серо-голубой плащ, а рядом будут пастись кони.

– У господина заботы? – спросил Монео. Его сочувствие буквально лилось на Лето.

– Яркие тени моего прошлого, – ответил Лето. – Они никогда не оставляют меня в покое. Я слушаю успокаивающие звуки – перезвон колоколов в засыпающем городке, но этот звук говорит мне лишь то, что я – звук и душа этого мира.