Бог исподволь: один из двенадцати

Инквизитору показалось, что прошла вечность, прежде чем кончик окровавленного винта показался над истерзанной кистью. По подлокотнику «трона» стекали алые ручьи, и сознание снова начало мутиться. Резким рывком Герхард разомкнул зубцы «дробителя» и отшвырнул проклятый инструмент.

Подняться удалось не сразу. Кое-как инквизитор преодолел пару шагов, отделяющих его от тела дознавателя. Туника Геликоны, приобретшая жалкий вид, оказалась сшитой из превосходного льна, а под ней обнаружилась льняная же камиза с изысканными шнурами на запястьях. С неожиданной для себя ненавистью Герхард рванул на тосканце рубаху – тонкое полотно с треском разошлось. Оторвав длинную полосу, инквизитор перетянул левую кисть и запястье, останавливая кровь. Ткань моментально окрасилась алым.

Превозмогая боль, инквизитор обшарил тело, но не обнаружил больше ничего полезного. Свеча ещё теплилась на столике. В её колеблющемся свете инструменты на стенах казались зловещими орудиями Дьявола.

Боль в руке не утихала, и по всему телу разлилась слабость. Перед глазами то и дело вспыхивали картинки, не имеющие никакого отношения к реальности – бездонная чернота со слепящим диском вдали, влажные липкие комья почвы, острая палица… В глазах плыло. Но нужно было выбираться.

Стиснув зубы, Герхард снял с крюка толстый металлический прут. Один конец прута увенчивался тремя точёными зубцами – при взгляде на них всё тело передёрнуло.

Держа левую руку на отлёте, инквизитор подошёл к двери и прислушался. Ничего, кроме грызни крыс где-то рядом. Он осторожно отодвинул засов и потянул створку на себя, так, чтобы оставаться за ней невидимым. Сердце бешено колотилось, норовя выпрыгнуть из груди.

Ничего.

Он выглянул. Освещаемый парой факелов, длинный кишкообразный коридор утягивался куда-то в полутьму, посреди которой, как библейский свет, сиял проникший через окошко солнечный луч. Монах Дамбьен, приставленный Геликоной для охраны, стоял поодаль, у одного из факелов, и задумчиво перебирал чётки, поглядывая на свет, льющийся из-под потолка. Наблюдать за дверью ему и впрямь не было нужды – камера находилась в тупике, которым оканчивался коридор.

Отставив прут, инквизитор подобрал с пола камешек и швырнул в монаха, тут же скрывшись за дверной створкой. Сердце отсчитало десять ударов – и на пороге появился Дамбьен, сжимавший в руках вместо чёток короткий клинок.

Трезубец пронзил монаха насквозь, проткнув бок и выйдя с другой стороны. Навалившись всем телом, Герхард проталкивал ржавое железо сквозь неподатливую плоть, держась на расстоянии – пока монах не повалился на пол, хватая ртом воздух и всё ещё силясь достать противника клинком.

– Прости, брат, – пробормотал инквизитор, хоть монах и не мог его слышать, – ты, как и я, попался в силки, расставленные этой лисицей из Тосканы…

Герхард дёрнул прут, и Дамбьен со свистом выдохнул, уронив голову в лужу собственной крови. Инквизитор вынул клинок из его ослабевших пальцев и заткнул за пояс.

– Господь – пастырь мой… – начал Герхард, опускаясь на колени рядом с монахом.

Дамбьен умирал медленно. Его глаза, полные страха и какого-то детского удивления, взирали на стоящего перед ним человека, того самого, которого он совсем недавно волок по ступеням в эту самую камеру и который теперь, держа в руке железный прут, продолжал читать над ним последний псалом.

– Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих8…

По телу немого монаха прошла судорога – казалось, он изо всех сил пытается вымолвить хоть одно в своей жизни слово.

– Чаша моя преисполнена, – проговорил Герхард.

Дамбьен едва заметно качнул головой, будто отгораживаясь от страшного видения и от звучащих слов. Его глаза подёрнулись пеленой.

– Аминь, – выдохнул инквизитор, поднимаясь.

Глава 5

Он шёл на свет. Как и в смутных не то видениях, не то снах, насылаемых самим Дьяволом, он шёл на свет солнца, которое единственно оставалось неизменным и верным своему ходу. Прикрывая глаза искалеченной рукой, инквизитор двигался по узкому коридору. Клинок, принадлежавший немому монаху, холодил пальцы. Рослый Дамбьен великодушно, как могут одни мертвецы, поделился с Герхардом своей туникой. Когда-то белая, ткань приобрела цвет, мало отличимый от тёмного плаща, который инквизитор ничтоже сумняшеся тоже снял с тела монаха. Герхард натянул облачение поверх собственной одежды – длинные рукава туники, перехваченной кожаным поясом, надёжно скрывали руки до кончиков пальцев.

Напряжённый слух ловил каждый отзвук, но, казалось, кроме крыс ни единая душа не обитала в этом гиблом месте.

Геликона многое успел выболтать перед своей бесславной гибелью. Когда Герхарда привезли, итальянец не поленился прогнать повозку через весь город – лишь бы вкусить торжества в полной мере. А подземные камеры замка как нельзя лучше подходили для того, чтобы упиться муками бывшего наставника.