К пантеизму можно прийти и через иудейский мистицизм и концепцию цимцума, то есть «божественного сжатия» – веры в то, что Богу пришлось освободить место для образования Вселенной. Даже в христианстве, самой очеловечивающей религии, можно обнаружить пантеистические тенденции в работах мыслителей-мистиков вроде Майстера Экхарта с его известной фразой: «Бог есть Бытие, и от Него все бытие непосредственно проистекает» [5].
Но к пантеизму можно прийти и вовсе не через религию, а через философию. Собственно, именно философа-рационалиста Бенедикта Спинозу (1632–1677) считают главным популяризатором пантеизма на Западе. Он заявлял, что в мире не может быть больше одной «сути» с бесконечными атрибутами, и как бы ни называлась эта суть – Бог или Природа, – она должна существовать как единственная, недифференцированная реальность [6].
Или давайте вообще отвлечемся от Бога и рассмотрим науку с ее объединяющей концепцией природы, с сохранением энергии и материи и их взаимосвязанной природой. Все, что существует сейчас, существовало всегда и будет существовать до тех пор, пока будет существовать сам мир.
Во всех случаях неизменна фундаментальная истина: Всё Едино, а Единое – это Всё. И сам человек может решать, что значит «Единое», как это определять и как это переживать.
Для меня и множества других это «Единое» и есть то, что я называю Богом. Но Бог, в которого я верую, – это не очеловеченный, а
Часто, когда я говорю о Боге подобным образом, я сталкиваюсь с той же отрицательной реакцией, с которой приходилось иметь дело Эхнатону, Заратустре, Ксенофану и едва ли не любому другому религиозному реформатору, который пытался расчеловечить божественное. Люди просто не знают, как общаться с Богом, у которого нет человеческих свойств, атрибутов или потребностей. Как строить глубокие отношения с таким Богом? Ведь мы, как уже говорилось, самой эволюцией приспособлены представлять себе Бога в человеческом обличье. Это функция нашего мозга, и поэтому те, кто смог отказаться от этого очеловечивающего импульса, поступили так осознанно, приложив усилия.
Но стоит рассмотреть и возможность того, что сам когнитивный импульс, побуждающий считать Бога божественным отражением нас самих, обусловлен тем, что мы –
Большую часть своей духовной жизни я пытался преодолеть пропасть, которая, как я считал, существовала между мной и Богом, – посредством либо веры, либо науки, либо каким-то их сочетанием. Теперь же я уверен, что пропасти нет, поскольку между нами нет никакой разницы. Я по своей сути – проявление Бога. Как и все мы.
Как верующий и пантеист, я почитаю Бога не через страх и трепет, а через восторг и удивление творениями Вселенной – поскольку она и есть Бог. Я молюсь Богу не для того, чтобы о чем-то попросить, но для того, чтобы стать с ним единым целым. Я понимаю, что познание добра и зла, попадание которого к людям так страшило Бога Бытия, начинается с познания того, что добро и зло – не метафизические понятия, а варианты морального выбора. Свой моральный выбор я делаю не на основе страха вечного наказания или надежды на вечное вознаграждение. Я признаю божественность мира и каждого создания в нем и отношусь ко всем и всему так, как относился бы к Богу, поскольку они – и есть Бог. И я понимаю, что есть лишь один способ истинно познать Бога – это познать единственное, что я могу: самого себя. Ибн аль-Араби говорил: «Тот, кто знает свою душу, знает своего Господа».
Нельзя считать совпадением, что эта книга заканчивается там, где начиналась, – на разговоре о душе. Зовите ее как хотите: психе, как древние греки; нефеш, как евреи; ци, как китайцы; брахман, как индийцы. Можно называть ее Природой Будды или пурушей. Можно считать ее тем же самым, что представляет собой разум, или существующей вместе со Вселенной; воссоединяющейся после смерти с Богом или переходящей из тела в тело; вместилищем сущности человека или безличной силой в основе всего сущего. Как ее ни определяй, вера в душу как в нечто отдельное от тела присуща всем. Это наша первая вера, она намного древнее, чем вера в Бога. Это вера, которая породила нашу веру в Бога.
Многочисленные исследования сознания детей показывают их инстинктивную склонность к «сущностному дуализму» – вере в то, что тело и разум/душа различны по форме и природе. Это значит, что мы появляемся в этом мире с врожденным чувством (невыученным, безусловным, не подвергшимся никакому влиянию), что мы – не просто наши физические тела. Существуют определенные когнитивные процессы, которые позволяют нам применить эту врожденную веру в душу как к людям, так и к другим творениям. Ясно одно: если говорить о вере в душу, то все мы прирожденные верующие [7].