Бог калибра 58

Ободрала кабанью ногу, разделала на куски, насадила на шампуры и расположила над прогоревшими дровами. Почти сразу поплыл запах настоящего жареного мяса, Папа очнулся и заскреб когтями, предъявляя хищную свою натуру.

— Смотри-ка, как Мурзик проголодался, — Алиса опять принялась дразнить Папу, тыкала ему в брюхо травиной. — Слушай, Калич, а вот ты бы в случае неотступного голода своего кошака сожрал, а?

— Неотступного голода не бывает, — сказал я. — Еду всегда найти можно.

— Ну да, конечно. Головастики, тритоны, знаем. Но если бы в пустыне. Есть ловушки такие — квадратные ямы бетонные, ты туда провалишься, а вместо еды — кошак Что будешь делать?

Об этом я не думал, зачем о неприятном думать?

— Вот, — Алиса ткнула в меня пальцем. — Вот это я тебе и говорю.

Алиса понюхала мясо, перевернула. Я видел, что мясо уже вполне себе прожарилось, но Алиса продолжала поворачивать шампуры, пока они не начали подгорать.

Поделили по три штуки.

Кабан на вкус оказался вполне изумительным. Сочным, мягким, я не заметил, как сжевал целый шампур и половину второго.

— Ну что? — подмигнула Алиса. — Это тебе не ежатина, это мясо. Ешь, Калич, пока дают. Хорошо ведь?

— Нормально, — согласился я. — Хотя можно было прямо там пристрелить, на лежке. Зачем все эти бега?

— Ага, тащи его потом оттуда. Так умнее. Знаешь, в мире очень мало приятных вещей. Рогатка — одна из них.

— Рогатка?

— Ага. Стреляет как из рогатки, метров на тридцать забрасывает, потом летишь-свистишь. Механизм простой совсем. Первый пробегает — ловушка взводится, второй бежит — срабатывает. А поскольку тут кабаны развелись, то лучше места для охоты не придумаешь. Вкусно ведь?

— Вкусно, — согласился я. — Только спать хочется, мяса много. Слушай, а чего вы здесь станицу не устроите?

— Место открытое, опасное. Под землей гораздо лучше. Зима скоро наступит, зимой холодно. У вас зимы как?

— Зимы как зимы. Холодно, конечно, печку топим…

— В берлоге сидим, да? — усмехнулась Алиса. — Навозом обогреваемся.

— Не все, — возразил я. — Я вот, например, не обогреваюсь…

— Тебе и в берлоге хорошо, это понятно. А ты про шахтеров слышал? Они все время под землей жили…

Алиса замолчала, стала прислушиваться.

— Чувствуешь? — вдруг спросила она.

— Что?

Я сразу поглядел на Папу, Папа спал, обожравшись мясом. Храпел даже.

— Вроде как смотрят… — Алиса принялась исподтишка оглядываться.

Я тоже стал озираться. Ничего подозрительного не было, но я вдруг тоже почувствовал, что за нами подглядывают. Опять… Или мутант. Сидит где-нибудь на ветке, пялится. Я вот, кстати, мутанта еще ни разу не видел, ни живого, ни мертвого. А Ной видел, он однажды вот так в лесу заплутался, запнулся, упал — и прямо на мутанта, да и раздавил в лепешку. Так вот, Ной рассказывал, что мутант небольшой совсем, с ладошку. А глаза здоровущие, желтые, страшные, даже у дохлого. А само тело щуплое, лапки хилые, хвост, чтобы вверх головой провисать. Одним словом, мал мутант, да говнист.

Вот и сейчас, может, он тут на нас пялится. Двоих не замутить, а он старается, напрягает мозг. А нам от этого и чудится, что следят за нами. Вообще, судя по катку, мутанты тут есть.

— Тебе ничего не чувствуется? — спросила Алиса. — Нет?

— Немного… Точно нельзя сказать. И кто это может быть, по- твоему?

— Да мало ли… — Алиса поковырялась в зубах. — Ладно, пускай пялятся.

— Пускай.

— Нет, пойдем отсюда, — Алиса поежилась. — Тут совсем уже недалеко. Южный порт. Там красотища, тебе понравится.

— Ага, — сказал я.

Глава 11 Moscow Inferno

Мы шагали вдоль длинного забора, исписанного непонятными кривобуквенными надписями и разноцветными знаками, большинство из которых было явно сатанинской природы. Так что даже слюны не хватало в них плевать, но я старался.

Алиса надо мной посмеивалась, у нее вообще было загадочное лицо, точно она собиралась меня чем-то удивить. Погаными надписями меня удивить нельзя — недалеко от нашей станицы проходила жэдэ, и там тоже стояли заборы, и на них много чего сохранилось с древних времен.

Но потом я, конечно, удивился.

Надписи на заборе кончились, и вместо них начались картины. Настоящие такие. Кто-то постарался изобразить на щербатых бетонных плитах всю погань, обитавшую в округе, и внутри Кольца, и за его пределами. Да еще с названиями изобразил, чтобы сомнений не возникало, где какая именно мречь, вот жнец, вот волкер, вот шейкер — шея в кольцо завернута, как живые все, даже неприятно, вот-вот кажется, спрыгнут. И на каждом рисунке отпечаток черной краской, видимо, по образцу сделанный, одинаковый.

Moscow Inferno

— Это что значит? — спросил я.

— Не знаю, — пожала плечами Алиса. — Это английский, а англичан сейчас совсем не осталось, вымерли от сплину. Что-то про Москву, кажется. Московская жопа, вот что.

Алиса хихикнула.

— Это культура называется, — сказала она. — Музей, типа — выставка достижений художественного хозяйства, как в допотопные времена. У вас в Рыбинске вот культура есть?