— Только не надо сейчас падать в обморок, держите руку. — Граф де Лош не имел намерения тащить на себе бесчувственное тело. — Карл, Генрих, Франсуа и я. Хотя Карл не принц, а король. Но это не так важно. И нечего смотреть на меня как на чудовище. Карл — наш король, и долг подданных — угождать ему в его прихотях. Генрих любезничал с вашей женой, когда вы еще и знакомы с ней не были, я… Ну, скажем, ваша Луиза не в моем вкусе, а что касается Франсуа — вы что, Коэтиви, всерьез полагаете этого щенка мужчиной? Поверьте, я знаю Франсуа много лучше, чем вы — полное ничтожество во всех смыслах. Уверяю — самое большое, что грозит Луизе — умереть со скуки в те несколько ночей, когда ей придется напевать ему колыбельные. Ну, еще волосы расчесывать. И воротничок поправлять.
Во время перечисления всех благодеяний, которыми мадам де Коэтиви собиралась одарить младшего Валуа, граф де Коэтиви тщетно пытался вернуть себе равновесие — во всех смыслах. Потолок и пол так и норовили поменяться местами, мысли путались и дипломат с удивлением уловил в лице графа де Лош нечто, похожее на сочувствие. Граф де Коэтиви так и не понял, какие чувства испытывает к «кузену», да и слишком плохо себя чувствовал равно для дружбы и ненависти.
…Дуэль же с графом Алмейдой закончилась ранением последнего. Король был недоволен, но принц Релинген просил за графа, и дело закончилось лишь временным отлучением от двора. В результате шевалье Жорж-Мишель и благородный гранд расстались почти приятелями. Да и вряд ли могло быть иначе, ибо граф де Лош предпочитал не иметь живых врагов.
Глава 28
Почему шевалье Жорж-Мишель не нашел при дворе калеку-пажа
Человеку свойственно ошибаться, и хотя истина эта была известна еще древним, мало кто принимает ее на свой счет. Граф де Лош не был исключением. Вознамерившись во что бы то ни стало спасти «родственника», шевалье Жорж-Мишель возвел напраслину на его жену. Возможно, Луиза де Коэтиви и была бы счастлива, наткнись ее супруг на шпагу или сверни себе при падении шею, но по молодости лет еще не пыталась подыскать столь проворный клинок или столь горячего коня.
К счастью, ошибка шевалье касательно кузины не причинила никому вреда, чего нельзя было сказать о другом заблуждении графа. Его сиятельству частенько случалось заблуждаться, но никогда еще его заблуждения не имели столь печальных последствий как в случае с маленьким пажом. Граф ошибался и тогда, когда успокаивал жену, будто напуганные расправой над тремя мерзавцами, придворные не осмелятся даже взглянуть на калеку-пажа, и тогда, когда уверился, будто родные забрали мальчика домой.
Не только граф де Лош пребывал в заблуждении. Ошибался полковник де Сен-Жиль, полагавший, будто за тридцать лет, минувших с тем пор, как он покинул двор, при этом дворе ничего не изменилось. Ошибался Огюст де Бретей, даже не подумавший дать сыну рекомендательное письмо к графу де Лош. Ошибались придворные, не способные вообразить, что принцесса Релинген потеряет свой «выигрыш», и потому ни на миг не связавшие гнев ее высочества с судьбой Александра. Ошибался лакей, уверяя, будто калекам не место при короле.
Хотя в пажи его величества действительно не брали больных и просто некрасивых юных дворян, это не значило, что, оказавшись при дворе, мальчишки сохранят здоровье. Не имеющих покровителей бедняков при дворе поджидало множество несчастий. Старшие пажи, такие же нищие как и их малолетние товарищи, но гораздо более сильные, отнимали у малышей еду, жалованье и скромные родительские подарки, заставляли новичков прислуживать себе, ибо лакеев на всех пажей не хватало, потешались над младшими, как могли, словно желали отплатить за все то, что несколькими годами ранее пришлось претерпеть им самим. Мальчишек подстерегал голод, холод и сырость, грубость придворных и слуг. Сохранить при такой жизни здоровье было нелегко, так что зимой мальчишки умирали от простуды, а летом — от несварения. А ведь были еще влюбленные старухи и охочие до мальчиков шевалье, пьяные вертопрахи и королевские собаки, такие же истеричные, как их хозяин, и способные не на шутку покусать зазевавшихся мальчишек. Были карцеры и розги надзирателя за пажами, палки и кинжалы ревнивых мужей и жен. А еще был король, в припадке ярости способный отходить мальчишку хлыстом или даже отдать в руки палача, дабы тот наказал провинившегося.