«Бог, король и дамы!»

За время придворной службы лишь королевские собаки относились к Александру с несвойственным им дружелюбием, прочие же обитатели Лувра заставили его сполна хлебнуть горя. Юный Бретей столкнулся с холодом, голодом, злыми шутками старших пажей, бесконечными приставаниями придворных и клеветой, познакомился с неистовым гневом короля и искусством палача, так что неделя, проведенная Александром в прихожей Лошей, показалась пажу раем. К величайшему горю Александра, непонятная суета, поднявшаяся в покоях благодетелей, и его собственная растерянность привели к тому, что добрая принцесса уехала из Блуасского замка без него, а Александр вернулся к прежней жизни.

Возможно, первые дни после бегства принцессы Александр не сознавал, что все вернулось на круги своя, так как король, немало раздосадованный исчезновением «невесты», вознамерился вернуться в Париж, а в дороге придворным было не до развлечений. Зато в Лувре соскучившиеся по привычным забавам господа так старательно принялись наверстывать упущенное, что в самый холодный вечер февраля отчаявшийся Александр бежал из королевского замка в надежде найти добрую принцессу.

Может показаться странным, что мальчишка решил отправиться в Лош, но Александр полагал, что больше идти ему некуда — его матушка умерла, батюшка удалился в монастырь, а господин де Сен-Жиль никогда его не любил, иначе не отослал бы ко двору. Юный паж знал, что Лош находится не так уж и далеко от Азе-ле-Ридо, и полагал, что коль скоро один раз доехал от Азе-ле-Ридо до Парижа, то, бесспорно, сможет дойти от Парижа до Лоша. О том, что путешествовать верхом в сопровождении господина де Сен-Жиль и двух дюжин хорошо вооруженных слуг вовсе не то, что в одиночку брести по дорогам, отчаявшийся Александр не думал. Как и о том, что убегать лучше летом, не забыв запастись деньгами и едой.

Февральский ветер швырял в глаза Александра колючую белую крупу, норовил забраться под короткий пажеский плащ и сорвать с головы берет. Тонкие подошвы башмаков не защищали от холода, пальцы стыли, но Александр упорно брел по набережной Сены. В какой-то миг ему показалось, будто холод отступил, будто рядом с ним идет какая-то дама, добрая и заботливая, словно родная матушка, и он уже не мог понять, кружится ли вокруг вьюга или длинная вуаль дамы.

Порыв ветра с силой толкнул Александра в спину, и он налетел на какого-то человека.

— Прошу прощения, сударь, — пролепетал беглый паж, — я нечаянно. Вы не подскажете, к каким воротам надо идти, чтобы выйти на дорогу к Лошу?

Крепкий высокий человек, одетый как горожанин, вгляделся в запорошенный снегом пажеский наряд Александра и проговорил, стараясь смягчить голос:

— Ваша милость, вам надо вернуться в Лувр. Парижские ворота уже закрыты, но завтра с утра вы сможете выполнить поручение короля. Только где же ваша лошадь? — «хотя здесь больше подошел бы мул», — мысленно добавил палач парижского суда, разглядывая мальчика. — До Лоша слишком далеко, чтобы идти пешком, да и погода нынче не располагает к пешим прогулкам, — заметил Кабош. — Возвращайтесь в замок, — повторил мэтр, «а завтра, дай Бог, его величество забудет о своей прихоти», — мысленно договорил палач. — Давайте, я провожу вас до Лувра.

— Нет! — отчаянно выдохнул Александр и в ужасе шарахнулся прочь. Споткнулся, неловко упал и остался лежать, ударившись головой. Палач расстроено склонился над пажом и, убедившись, что мальчишка лишился чувств, поднял беглеца на руки.

— Открывай, — хмуро приказал палач замерзшему у ворот Шатле стражнику и быстро прошел в узкую калитку. Настроение Кабоша было хуже некуда. Еще год назад он раздумывал бы о мальчишке не дольше, чем потребовалось бы времени, чтобы указать пажу на ближайшие ворота, но с тех пор как несколько месяцев назад ему приказали допросить такого же юнца, не мог отделаться от непонятного душевного смятения. Чувство было тем более удивительным, что прежде Кабош не испытывал ни малейших угрызений совести из-за своего ремесла — печальная участь изменников, убийц, фальшивомонетчиков и прочих негодяев не трогала палача. Если бы мальчишка оказался замешен в заговоре против короля или каком-нибудь ином преступлении, Кабош также смог бы избавиться от странного беспокойства, но невинная детская шалость вовсе не казалась палачу достаточным основанием для пытки. Именно память и чувство вины заставляли палача хлопотать над потерявшим сознание мальчишкой.