Бог, которого люблю

Тогда я так и не нашёл ответа, почему же он вдруг стал нормально слышать. Сейчас это для меня стало очевидным: ведь за той дверью, в которую постучал Господь, когда Ольга молилась перед иконой, находилась не только наша с ней комната, но и комната Сергея Ивановича. А когда стучится Господь, то и глухие начинают слышать – даже через много-много лет, как это произошло со мной…

Летом 2002 года, после четырнадцати лет жизни на Западе, я приехал в Россию. У меня было три недели. Решил посмотреть, как живёт сестра с племянницей, повидать друзей юности, побродить по Москве и, конечно, побывать на могиле матери и отца, прийти на то место, где, когда–то стоял наш дом.

Перед тем, как поехать в Россию, часто вспоминал Женьку-художника. Наши стычки, споры, дружбу, которой, казалось, не будет конца и последнюю случайную встречу в троллейбусе, когда и сказать–то друг другу было нечего.

В памяти навсегда остался номер его телефона. Но почему-то так и не позвонил. Всякий раз, когда думал о нём, возникала мысль: «Однажды поговорю с ним, и узнаю что-то такое, что откроет мне прошлое и поможет в настоящем».

Первым из друзей, с кем встретился, был Рязанчик. Пенсионер, давно уже дед, он-то и рассказал мне о судьбе Женьки. Его убили, вернее – даже сожгли. Потрясённый страшной новостью, спросил:

– Как это произошло? Откуда ты знаешь об этом?

– Узнал совершенно случайно, – стал рассказывать Рязанчик. – Давно с ним не виделись, решил зайти к нему домой. Когда подошёл к его подъезду, увидел пожилую женщину на скамеечке. Спросил её, а Евгений художник ещё здесь живёт? Она мне всё и рассказала. Что связался он с бомжами, с хулиганами, пил вместе с ними. Из-за чего-то у них вышла ссора. Они его здорово избили и ещё живого подожгли. Показала мне даже недалеко от дома палатку, около которой его нашли мёртвым…

Тогда же Рязанчик поведал мне историю из нашего далекого детства, о которой я и не знал. Оказывается, у него с Женькой была такая же «дуэль», как и у меня. Присутствовал даже «секундант», их одноклассник Кузнечик, который сторожил их портфели.

– Он первым же ударом сломал мне нос, – вспоминал Рязанчик. – На утро, проснувшись, решил: «Ну, я тебе покажу». А нос-то болит, до него и дотронуться нельзя. Дня три готовился отомстить ему. А потом зло и прошло. Когда позднее спросил его: Женька, а зачем ты мне нос-то сломал? А я боялся тебя, ответил он.

Рязанчик был намного крепче его и никому никогда не уступал. Раза два-три на школьных соревнованиях по лыжам, придя первым к финишу, он падал от изнеможения.

– Больше всего переживал за Кузнечика, – признался Рязанчик. – Когда, из-за страшной боли не мог продолжать драться, в его глазах была такая печаль, что мне стало не по себе, я как бы подвёл его.

Я знал имя и фамилию Женькиного брата. На следующий день через справочную разыскал его телефон, позвонил ему. Брат меня уже не помнил.

– Сколько лет прошло, многое уже забыл, – философски пояснил он. – Даже забыл, что когда-то был десантником.

Он рассказал, что хоронил Женьку один, гроб открывать не стал. Предупредили, что тело изуродовано до неузнаваемости.

– Кто убил – неизвестно, дело давно закрыто. Думаю, он, наверное, играл в карты. Из-за этого всё и случилось, – с горечью в голосе подытожил брат Женьки.

Много дней ужасное известие о смерти Женьки не выходило из головы. Пытался представить его образ, каким сохранился в памяти. Ещё и ещё раз вспоминал разговор с его братом. Тот хоронил его один. Что ж, выходит, у Женьки ни семьи, ни друзей не было. Оказывается, брат был десантником, а я и не знал об этом. Наверное, он и научил Женьку драться. Но помогло ли это ему в жизни?

Ещё задолго до поездки в Россию думал, обязательно наведаюсь в Лосинку – туда, где родился, где прошло детство. Приду на школьный двор, кину мяч в баскетбольное кольцо, постою под окном на третьем этаже, у которого сидел на задней парте, огляжу все лавочки в скверике. И, конечно, же поброжу около места, где когда-то стоял наш домик. А вдруг старый тополь жив и невредим.

Что ж, как и мечтал, я вернулся в детство, в юность. Как будто это было совсем недавно, а ведь прошло уже пятьдесят лет с тех пор, как мы с Рязанчиком гоняли мяч, таскали вместе воду из колонки, чтобы залить наш каток, прикручивали коньки к валенкам…

Удивительно: Рязанчик, его сестра Милка, первая детская любовь Наташка, школьный двор, где подрался с Женькой, сквер и лавочка, на которой впервые выпил водку, а потом встретил Валентина. Встреча с Володей… Всё происходило на клочке земли, величиной в два футбольных поля. Ведь на скверике и меня мама возила в коляске.

Если смертный человек видит с высоты времени свою жизнь, как на ладони, то как же видит её Творец, обращаясь к Которому, Давид говорит:

«В Твоей книге записаны все дни жизни моей, когда ни одного из них ещё не было».