Теперь у них есть специальный прибор, похожий на кардиограф; в нем используется такой же принцип. Этот прибор устанавливается на дерево, и при его помощи создается график самочувствия дерева. График получается очень гармоничным: встает солнце, дует прохладный ветерок, и дерево танцует, обдуваемое ветром и освещаемое солнцем; оно счастливо. График очень гармоничен: в дереве нет ни напряжения, ни беспокойства, ни тревоги. График гармоничен... И вдруг появляется садовник с топором в руке. График тут же начинает дрожать, исчезает гармония, дерево волнуется. Но это происходит только тогда, когда садовник собирается срубить дерево. Живительно, но было обнаружено, что дерево беспокоит не сам топор, а намерение садовника. Когда ученые это выяснили, они были крайне потрясены.
Вначале они полагали, что причина беспокойства — топор. У дерева нет глаз, но, должно быть, есть какие-то другие органы восприятия. Однако в конечном итоге было обнаружено, что дело не в топоре, а в намерении человека. Первый раз, когда пришел садовник с топором, чтобы срубить деревья, включая наблюдаемое дерево, и собирался обрубить одну из его веток, дерево было вне себя от ужаса. График показал, что дерево было категорически против того, что с ним хотели сделать. Это невероятно, ведь у деревьев нет глаз, и садовник с топором находился довольно далеко. Затем привели садовника с топором, но без намерения срубить дерево. График остался гармоничным.
Итак, дерево каким-то образом воспринимало не топор, а желание, намерение садовника. Стали проводить дальнейшие исследования. Прибор подключили к другим деревьям, находящимся рядом с наблюдаемым деревом, и обнаружили, что волновалось не только дерево, которое собирались срубить, но и другие деревья: они сочувствовали; их графики были не такими страшными, но явно дисгармоничными. Они знали, что их товарища, их соседа хотят срубить. Но это происходило только в том случае, если присутствовало подобное намерение. Если его не было и садовник с топором просто проходил мимо, деревья не подавали никаких признаков беспокойства, тревоги и страха.
У всего сущего есть свои способы проявления разумности. Наш разум — не единственный в своем роде.
Знаменитый ученый Джон Лилли работал с дельфинами. Дельфины обладают своеобразным языком. Никто даже предположить не мог, что у кого-то еще, кроме человека, может быть язык. Голова дельфина по размеру превосходит человеческую, и в ней больше нервных волокон. Возможно, дельфины имеют более высоко развитый интеллект, чем человек. Они используют систему, которая называется сонар, поскольку она создает определенный звук в воде. Этот звук способен проходить сквозь толщу воды на много миль и достигать другого дельфина, которому он адресован,— без провода, это беспроводная система! Вокруг находятся тысячи дельфинов, но, возможно, влюбленные хотят что-то сказать друг другу... Их сообщение — это звук, который мы не можем услышать, он — вне диапазона нашего слуха. Мы можем его слышать, только усилив при помощи приборов. Это очень красивый звук. И, должно быть, этот звук адресован определенному дельфину, у которого могут быть свое имя и адрес. Звук достигает своего адресата, и очень скоро можно увидеть, как он спешит туда, откуда был подан сигнал: «Приходи скорей!»
Лилли работал с дельфинами почти всю свою жизнь. Дельфины — очень доброжелательные животные, игривые и веселые. Они никогда не нападают на человека или других дельфинов — у них нет ни драк, ни ссор. Если вы плаваете, они будут плавать вместе с вами. Если вы с ними играете, они будут играть с вами. Они рады общению с человеческими существами. Всё — сущее...
Раньше у меня работал садовником один старик. Я обнаружил, что иногда, когда он не знал, что я за ним наблюдаю,— я мог смотреть на него из окна, находясь в доме,— он разговаривал с деревьями. Однажды я застал его врасплох и спросил: «Что ты делаешь?»
Он ответил: «Никому не говорите, а то подумают, что я сумасшедший. Но дело в том, что я чувствую с ними какую-то связь... Всю свою жизнь я работал с деревьями; я всегда разговаривал с ними, и, к моему удивлению, если я сажал два деревца одинаковой высоты и разговаривал только с одним из них,— а я одинаково ухаживал за ними, одинаково подкармливал, поливал и удобрял их, обоим доставалось одинаковое количество солнечного света, но с одним я разговаривал с большой любовью, гладил его руками,— оно росло быстрее. Через месяц оно вырастало в два раза больше, чем второе. Хотя всего остального было поровну, второму деревцу не хватало одного — моей любви».
Каждый год он побеждал в конкурсе цветоводов. Он выращивал самые красивые розы и георгины, которые я когда-либо видел. Его секрет был в том, что он разговаривал с цветами: «Не подведите меня. Конкурс приближается. Вы должны дать мне один большой цветок, самый большой, на какой вы только способны».