Бог Лезвий

Тропинка петляла, делая неожиданные и абсурдные повороты. Эллен следовала им. Один раз оглянулась, когда преследователь споткнулся о первую растяжку и упал наземь. Эта детская уловка, как она и рассчитывала, взбесила его: рьяными прыжками сокращая дистанцию, Луноликий потерял осторожность – и тут его подсекла растяжка номер два. Повалившись вперед, он вытянул перед собой руки, но это его не спасло – ветка, торчащая из земли, воткнулась под горло.

Эллен застыла, сверху вниз зачарованно глядя, как Луноликий, отжавшись, привстал на колено и воздел руки к глотке. Даже будучи на расстоянии, при свете одной луны, она поняла – ему крепко досталось. Рана была глубокой.

Ну и отлично!

Луноликий обратил в ее сторону почти ощутимый тяжелый взор и подался вперед. Эллен развернулась и побежала. Петляя, тропинка мало-помалу становилась легче в преодолении, и Эллен даже задумалась, не выбежала ли туда же, откуда начался путь.

Но надежда угасла, когда сосен осталось всего ничего, тропа резко пошла вниз и уперлась в обрыв. Сбавив ход, Эллен поняла, что очутилась на своего рода маленьком плато, выдававшемся над горами и по форме напоминавшем доску для серфинга, с коей и оставалось спрыгнуть в великое ночное ничто.

Вместо сосен по сторонам теперь стояли распятые на перекладинах пугала – целый взвод. А на самом краю плато, выбиваясь из представления о доске для ловли волн, стоял вигвам, сделанный из веток и укрепленный глиной.

Глубоко вдыхая ночной воздух, Эллен мигом сообразила, что ее окружают не пугала. То, что она приняла за них, было людьми. Когда-то было.

Запах мертвечины ударил в ноздри.

На каждой стороне тропы их было по дюжине. Они свисали с перекладин; их ноги, чуть согнутые в коленях, касались земли. Все были одеты. Кого-то разложение обчистило почти до костей, кто-то сохранился лучше. В их затылках, параллельно пустым глазницам, были пробиты дыры, в которые проникало сияние луны. Эллен с ужасом отметила, что в голове трупа, одетого в белое летнее платье и розовые пластиковые тапки, ей видны звезды. Обручальное кольцо на пальце держалось только благодаря суставу – пальцы мертвой женщины сгнили.

Мужчина, следующий за ней, отличался большей свежестью. Он тоже остался без глаз и обзавелся пробоинами в затылке, но плоти на его остове сохранилось не в пример больше, а с носа даже не съехали очки. Из нагрудного кармана рубашки торчали карандаш и ручка. Он был обут в один-единственный ботинок.

Имелся тут и скелет в комбинезоне ремонтника с втиснутой в зубы жухлой сигарой. И еще один «свежий» в форме курьера: шапочка сбита на залихватский манер, к руке куском колючей проволоки примотана схваченная зажимом квитанция о доставке. Его ноги были закреплены таким образом, чтобы казалось, будто он шагает. Близ курьера с перекладин свисал труп женщины с почти разложившейся продуктовой сумкой под боком, чье содержимое давно просыпалось сквозь раскисшее дно, упокоившись у ее ног кучей выцветших пачек и битого стекла. Исхудавшее тело в наряде балерины с примотанными к груди сгнившими апельсинами, видимо изображавшими груди, застыло напротив в полутанцевальной позе – руки заведены за голову, ступни выгнуты кончиками пальцев вниз, не то перед прыжком, не то перед пируэтом.

Но больше всего Эллен напугали дети. Маленький мальчик, на чью смерть указывал лишь пустотный мрак глазниц, с плюшевым медведем, висящим на локте, в ногах – две машинки: пластиковый грузовичок и жестяной трактор. Маленькая девочка в шапочке с пропеллером, с клоунским красным носом, приклеенным к лицу, маленькой сумочкой на плече и куклой, примотанной к ладошке изолентой; в пластиковой головке Барби тоже были проделаны дырки – чтобы игрушка ничем не отличалась от хозяйки.

Ситуация прояснялась. Теперь Эллен понимала, что здесь забыл Луноликий. Он не находился в «бьюике», когда она врезалась, а избавлялся от улик. Убийца, который стаскивал жертв с дороги сюда и пополнял свою коллекцию, жестоко пародирующую то, чем эти люди занимались при жизни. Он вырезал им глаза и пробивал в черепах дырки, впуская в опустевшие головы сияние звезд и дыхание мира.

С помертвелой отстраненностью Эллен осознала, что драгоценное время уходит, Луноликий вот-вот найдет ее, и нужно скорее вернуться к машине. Но стоило ей резко развернуться и приготовиться к бегу, как лед испуга сковал ее ноги.

В тридцати футах впереди, где у тропинки росли последние редкие сосны, в позе эмбриона восседал Луноликий, сжав в свисающей с колен руке нож. Он казался ей едва ли не счастливым, умиротворенным – несмотря на огромное размазанное пятно подсыхающей крови на щеке и на рану в горле, наполняющую тишину уединенного местечка жуткими свистящими звуками.