– Что значит – правильно набираешь код? Конечно, правильно! Я ввела дату своего рождения. По-твоему, у меня склероз?
– Тогда почему ячейка не открывается?
– Мистика, – с придыханием выговорила Алина. – Верите, Сергей Петрович, как только у меня в руках оказался этот божок, со мной начала происходить разная чертовщина. И ячейка не открывается, потому что он там, – она перешла на шепот. – Должно быть, обиделся. Не надо было его сюда запирать. Не зря профессор нас предупреждал: от него можно избавиться только по-доброму.
– Какой профессор, – по ходу Алининого сумбурного объяснения спросил Воронков.
– Грузин-африкановед.
– Кто? – не поверил Сергей Петрович.
– Ираклий Георгиевич Кохидзе. Профессор университета. Он занимается этнографией народов Африки.
– Грузин-африкановед. Какой ужас!
– Почему?
– Потому что вы мне, Алина Николаевна, совсем голову заморочили. Значит, говорите, спрятали сюда свою статуэтку? И шифр хорошо запомнили?
Алина кивнула головой.
– Я не могла его забыть. Девятое октября одна тысяча девятьсот, а две последние цифры уже не поместились.
– Тогда стойте здесь. Я сейчас.
Через пятнадцать минут Воронков вернулся в сопровождении полицейского и дежурного по вокзалу. Строгий дядечка в форме и фуражке сразу вычислил, что спрашивать надо с Алины, а не с меня. Наверное, потому, что я спокойно стояла рядом с ячейкой, Алина же бегала взад-вперед, заламывая руки и кляня свою судьбу, которая в недобрый час забросила ее в Африку.
– Что лежит в ячейке?
– Статуэтка, завернутая в полиэтиленовый пакет.
– Больше ничего?
– Ничего.
– Тогда заполните эту бумагу. Имя, фамилия, адрес. Товарищ капитан, под вашу ответственность.
– Да, конечно, открывайте, – дал добро Воронков.
Дежурный по вокзалу достал из кармана ключ, продел нехитрую манипуляцию и в два счета открыл дверцу. Алина сделала шаг вперед, чтобы лучше рассмотреть содержимое ячейки.
– Ваше?
– Не-е-ет, – Алина растерянно посмотрела сначала на дежурного, потом на меня, потом снова в ячейку.
Она не верила своим глазам: на месте полиэтиленового пакета, в который мы от пыли упаковали статуэтку, лежала пластиковая клетчатая сумка «мечта оккупанта».
– Так это точно не ваша сумка? – переспросил дежурный.
– Нет, не наша, – вместо Алины ответила я, поскольку та в тот момент находилась в состоянии ступора. Безумными глазами она пялилась в ячейку и на окружающих не реагировала.
Видя, что с Алиной разговаривать бесполезно, дежурный по вокзалу и Воронков переключились на меня.
– Может быть, вы перепутали ячейки? – спросил дежурный.
– Ну я же записала, – всхлипнула Алина и протянула Воронкову скомканный листочек.
– Что с вас взять, – отмахнулся от нее Сергей Петрович и обратился к дежурному по вокзалу: – На всякий случай давайте посмотрим, что в сумке. Не исключено, что они просто забыли, в какую сумку положили статуэтку.
– Да у меня отродясь таких сумок не было, – отреагировала Алина. – Не мои это вещи!
В сумке оказалась смена мужского белья, теплый свитер и две банки с маринованными огурцами.
– Ваше?
– Вы что, издеваетесь?! – Алина заплакала.
– Ладно, закрывайте. Извините за беспокойство. Пошли, – бросил нам Воронков и направился к выходу.
– Сергей Петрович, вы мне не верите? Не верите? – Алина догнала капитана и заискивающе посмотрела ему в глаза. – Скажите честно: вы мне не верите? Я не вру, это все он. Он!
– Верю, Алина Николаевна, верю, что вам надо отдохнуть. До свидания. – Воронков ускорил шаг, надеясь от нас отвязаться. Не тут-то было. Алина схватила меня за руку и увлекла за собой вслед за капитаном. Поскольку мы продолжали бежать рядом, он продолжил: – Неужели вы ожидали, что я поверю в ваши бредни? Африка… какой-то бог… материализация черных мыслей. Чушь! Я думал, у вас ко мне что-то серьезное, а вы только время у меня отняли.
– Это серьезно, очень серьезно, – ни на шаг не отставая от Воронкова, надрывно кричала Алина. – Вот увидите, Нину тоже убьют! Если еще не убили.
– Типун вам на язык, Алина Николаевна, – Воронков остановился и серьезно посмотрел на меня. – Марина Владимировна, уймите вашу подругу. Я жить хочу, а она меня в гроб сведет своими предсказаниями. Предупреждаю, если еще один труп найдете, посажу за решетку, по всей строгости закона посажу.
Воронков ушел, а мы остались стоять посреди вокзала. Алина от досады топнула ногой и по-детски заплакала:
– Ну почему мне никто не верит? – размазывая по лицу слезы, твердила она: – Почему мне никто не верит?
– Ой, Алина, не одной тебе не верили. Кассандра тоже предрекала опасность от коня, которого троянцы втащили в город.
– Но она же была права! – Окрыленная тем, что она не одинока, Алина подняла на меня заплаканные глаза.
– Была, что толку? Трою все равно взяли.
– Воронков тоже пожалеет, что не послушался меня, – пригрозила она.
– Алина, поосторожней со словами, – предостерегла я подругу: береженого бог бережет. – Работа у него такая – верить фактам, а не предсказаниям гадалок.
– Я не гадалка, – обиделась Алина. – Я – Кассандра, которой никто не верил.