Бог мелких пакостей

Но если я отношусь к Алининым причудам с пониманием (у каждого ведь есть свои недостатки), то другие люди ее просто осуждают. Вот, скажем, Сергей Петрович Воронков. Когда наши пути пересекаются, Алина изо всех сил старается помочь ему советами, а это действуют на него, как красная тряпка на молодого быка. А уж ее поучения превращают его в дикого вепря.

Я приняла из рук Алины мобильную трубку.

– Алло, Сергей Петрович, это Клюквина. Я вчера у вас брала адрес Красина.

– Потеряли? – равнодушно спросил Воронков.

– Да нет, – замялась я, представив, как он отреагирует на мое сообщение.

– Тогда что? – в его голосе послышались тревожные нотки.

– Видите ли…

– Только не говорите, что он умер, – как бы в шутку сказал Сергей Петрович.

– Умер, – с радостью, что Воронков сам заговорил об этом, выдохнула я. – Правда. Он задохнулся.

– Где вы?

– Здесь, в квартире Красина.

В телефоне послышались непереводимые выражения. Я даже на время отодвинула ухо от трубки, чтобы не слышать, как подчеркнуто вежливый с нами Воронков кому-то из своих сослуживцев изливает душу. Речь, разумеется, шла обо мне и Алине и о том, как ему не повезло, что приходится жить и работать в одном городе с женщинами, которые просто притягивают все напасти – где появляются они, то есть мы, люди мрут, как мухи от дихлофоса. И вообще Нострадамус, когда писал о приближении конца света, имел в виду нас: меня и Алину.

Наконец Воронков выдохся, и у меня появилась возможность задать вопрос. Я постаралась придать голосу жалобные нотки и спросила:

– Сергей Петрович, так что же нам делать?

– Покиньте квартиру и ждите меня на улице, – рыкнул он в трубку.

Глава 8

Мы дожидались приезда Воронкова на лавочке перед подъездом. Сидели тихо, как мышки, ни о чем не говорили, ничего не обсуждали. Да и о чем было говорить? Вторая смерь за три дня. Не много ли? Наверное, много, если учесть, что каждый раз на месте преступления оказывались мы. Согласитесь, этот факт наводит на размышления.

– А ты не помнишь, как я сказала о хозяине «Бон вояжа», когда не знала, что им владеет Лариса Красина, в единственном числе или во множественном? – спросила Алина.

– «Чтоб они все сгинули» – так ты сказала, – вспомнила я.

– Тогда все – полный… – с Алининого языка сорвалось нехарактерное для нее бранное слово. – Будет и третий труп, чтоб мне все зубы потерять.

– Алина, ты что? – Я не на шутку испугалась, в последнее время все ее предсказания имели обыкновение сбываться.

– Ты сама посуди, Красин Анатолий Борисович – прямой наследник Ларисы.

– А Нина?

– Нет.

– Почему?

– Прямыми наследниками являются, – стала мне объяснять Алина, – муж или жена, дети и родители. Братья, сестры – это наследники второго ряда. То есть Нина стала прямой наследницей только после смерти своего отца. А это значит, что теперь дамоклов меч занесен над ней, и потому жизнь ее висит на волоске, если, конечно, этот волосок еще не порвался.

– Мне даже подумать об этом страшно.

– Думай не думай, а африканский бог пока ни одной осечки не сделал, – понизила голос до трагичного шепота Алина.

– Алина, напомню, статуэтка находится в камере хранения. Это раз. А два – она вырезана из дерева и винтовку или пистолет держать не может, и уж тем более стрелять.

– Бог дал установку киллеру, – упорно продолжала настаивать на своем Алина, от страха стуча зубами, которыми недавно билась об заклад. Ее знобило.

– Это уж слишком! Какая установка? Завтра покажу тебя специалисту. Кстати, выглядишь ты неважно, – сказала я, заметив, что ее трясет все больше.

Лицо Алины покрылось красными пятнами, глаза лихорадочно блестели, а пальцы нервно теребили пуговицу на пиджаке.

– Я волнуюсь, – сообщила Алина. – Сейчас приедет Воронков, и первое, что он сделает, устроит нам показательную головомойку, а мне и так тошно: меня угрызения совести гложут.

Но Воронков не оправдал ее ожиданий. Его машина остановилась прямо у подъезда, он вышел и прошествовал мимо меня и Алины. Вместо приветствия он лишь повернул в нашу сторону голову, легким кивком дав понять, что заметил нас.

– А я тебе что говорила? Злится на нас, даже разговаривать не хочет, – зашептала Алина, наклонившись к моему уху. – А по большому счету, при чем здесь мы?

Я обрадовалась, что разум начал к ней возвращаться. Но, видно, я поторопилась, Алину посетило секундное озарение:

– Разве мы этого хотели? Речь шла о конкурентах вообще.

– Алина, ты меня к себе не приклеивай. И прекрати трястись, как мартышка в Антарктиде! – прикрикнула я на нее.

– Ага, тебе хорошо, – заныла она.

– Чем же это мне хорошо? Сижу рядом с тобой на лавке и думаю: «Во что мы вляпались?»

– Тем хорошо, что у тебя совесть чиста.

– Да ты и впрямь… – Я на всякий случай отодвинулась от Алины подальше, вдруг ее умопомешательство заразно. – А может, ты расскажешь Воронкову о статуэтке? – придумала я, как прекратить Алинины стенания. – Интересно, что он тебе скажет? И что о тебе подумает?

– А что? И скажу, – неожиданно обрадовалась Алина.