Если ничто из этого – не иллюзия и если на самом деле мир и разум действительно открыты друг для друга, и если сознательный разум реален, а не фантазия, порожденная случайными закономерностями в последовательностях физических событий в нашем мозгу, то совершенно рационально в нашей картине реальности придать разуму определенный каузальный приоритет над материей. Если бы материалистическое понимание природы было по существу правильным, то было бы довольно трудно объяснить существование сознания; но гораздо сложнее было бы сказать, как сознание, при всем его непомерном отличии от бесцельного сумбура физической причинности, могло на самом деле запечатлеть истину физической реальности в изысканных тенетах своих концепций. Тем не менее, конечно, кажется, что, абстрагируя опыт в различные виды идеального содержания – формального, математического, морального, эстетического и т. д., – разум действительно извлекает знания из того, что в противном случае было бы всего лишь бессмысленными грубыми событиями. На самом деле реальность становится тем более понятной для нас, чем больше мы можем абстрагировать ее в понятия и организовывать в концепции, а затем переводить наши понятия в еще более простые, более всеобъемлющие, более безусловные понятия, постепенно восходя к самому простому, самому емкому и самому безусловному понятию, которого наш разум способен достигнуть. Сказать, что что-то стало для нас совершенно постижимым, значит сказать, что у нас есть идея этого чего-то, которую можно понять по простейшим абстрактным законам и которая не оставляет эмпирического или концептуального остатка. Это высшая форма постижимости. Мы можем быть или не быть платониками в своей метафизике, но мы, безусловно, должны быть практическими идеалистами в своей эпистемологии. Таким образом, вполне логично, что многие древние и средневековые философы восприняли как данность, что идеальное измерение вещей, их внутренняя постижимость суть не только реальное свойство их существования, но в некотором смысле то, что идентично самому существованию. Что такое, однако, идея, отличная от продукта ума? Что такое понятие, отличное от выражения рациональной интенциональности? И как, следовательно, могло бы существовать чистое понимание, если бы оно не было также чистым разумом – так сказать, разумом Бога? В самом деле, христианский философ Бернард Лонерган (1904–1984) выдвинул аргумент, который был задуман очень сложным и изобретательным образом, чтобы превратить эту почтенную философскую интуицию в нечто вроде всеобъемлющего философского доказательства, которое продвигалось от «неограниченной постижимости» реальности к реальности Бога как «неограниченного акта постижения». Действительно, это мощный и запоминаемый аргумент, индуктивно убедительный во многих отношениях; но он не является решающим и неопровержимым.[70]
Не то чтобы это было необходимо для моих целей здесь. Существенная истина, на которую указывает аргумент Лонергана, заключается в том, что сам поиск истины имплицитно есть поиск Бога (поиск, надлежащим образом определенный). По мере того как ум движется к все более всеобъемлющему, емкому и «сверхпревосходящему» (supereminent) постижению реальности, он непременно движется к идеальному уровню реальности, на котором постижимость и разум больше не являются различаемыми понятиями. Мне кажется, что все мы знаем это в некотором смысле: мы предполагаем, что человеческий разум может быть истинным зеркалом объективной реальности, потому что предполагаем, что объективная реальность уже является зеркалом разума. Никакой другой подход к истине как желаемой цели невозможен. Восхождение к все большему знанию, разве только молчаливое и тайное, и