Бог. Новые ответы у границ разума

В таких рассуждениях трудно преувеличить анахронизм. Читая их, можно никогда не догадаться, что обсуждаемые метафизические традиции касаются понятия бытия, которое само по себе совершенно убедительно, но радикально отличается от понятий, с которыми работают эти философы. Можно также никогда не догадаться, что есть некоторые очень веские причины сказать, что бытие Бога не может быть просто еще одним примером того же типа бытия, что и творения. Чтобы понять традиционный теистический подход к этому вопросу, необходимо отойти от местнической тенденции англо-американской философии рассматривать все идеи либо как успешные, либо как несовершенные попытки соблюсти правила современной аналитической традиции, и вместо этого принять позицию определенного «герменевтического» уважения к прошлому – то есть определенную готовность попытаться понять более ранние философские системы в их собственных терминах. Философия – это история, а не один-единственный метод, и значения таких слов, как «существование» или «атрибуты», не статичны в ходе всей данной истории. Кроме того, аналитический метод – только один узкий поток в этой истории, даже если практикующие его слишком часто воображают, будто это на самом деле некий вид пропозициональной науки, способной трактовать все идеи со знанием дела, и просто глупо позволить модным учениям о предикативной грамматике определять то, нам обдумывать вопрос о бытии и вопрос о Боге, так что мы теряем из виду то, как один вопрос объясняет или уточняет другой. Это тот универсальный и изначальный человеческий опыт простого удивления бытию вещей, удивления, которому, в конечном счете, соответствует всякая истинная философия. В чисто философском плане просто не имеет большого значения, если вдруг оказался существующим некий бог, названный «Богом», даже если он оказался бы непревзойденным и уникальным конкретизированным примером понятия «бог», ведь этот факт не пролил бы никакого света на саму загадку существования. Даже если бы этот демиург действительно существовал, он все равно был бы еще одним существом, чье собственное существование нуждалось бы в объяснении; все равно нам пришлось бы смотреть мимо него и его чудесных дел, чтобы созерцать то, что действительно является предельным: а именно – изначальный источник бытия, от которого и он, и мир должны быть зависимы. Столкнувшись с таким ограниченным понятием Бога, деревенский атеист все равно будет вправе протестовать против того, что, даже если мир исходит от Бога, все равно нужно задаться вопросом: «Откуда Бог?»

Фактически аргумент моего второго протестантского философа, приведенный ранее, дает почти идеальную иллюстрацию разницы между «теистическим персонализмом» (если использовать термин повежливее) и классическим теизмом. Легко видеть, что аргумент этот основывается на предположении, что все реальное существование – одинаково и подобно (the same thing), так что все, что верно для существования в случае Бога, должно быть верным и для существования в случае, скажем, пингвина; таким образом, если существование Бога – это также и всемогущество, то и пингвин должен быть таким же. Итак, с классической точки зрения ошибка здесь кроется не в мысли, будто должно быть какое-то подобие между бытием Бога и бытием творений; в конце концов бытие Бога есть источник тварного бытия, поэтому второе должно в какой-то мере отражать первое. Ошибка заключается в неспособности признать, что подобие – это подобие аналогии, а не простая тождественность. Иными словами, утверждение о том, что бытие Бога уникальным образом бесконечно, беспричинно и абсолютно и поэтому метафизически обратимо с бесконечной силой Бога, никоим образом логически не влечет за собой идеи, будто конечное, зависимое и контингентное бытие пингвина также должно быть обратимым с бесконечной силой. Но – и именно здесь аналогия между божественным и сотворенным бытием проливает определенный свет на «бытие» в абстрактном смысле – тем не менее это тот случай, когда конечное существование пингвина вполне реально обратимо с конечной силой, присущей пингвину.