Бог примет всех

— Не знаю. Комендант Сорокин приказал собрать, вот и собрали.

— А где он сам? Он здесь или на выезде?

— Я откуда знаю, — со злостью ответил мужчина. — Он мне не докладывает. Сидите, ждите.

В дверь вошел еще один, не знакомый Варшавскому мужчина. Он окинул собравшихся людей взглядом и прошел к столу. Мужчина откашлялся и громко произнес:

— Граждане! Прошу вас поочередно подойти к столу и записаться. Это не просьба — это приказ коменданта. Всем ясно?

— Извините меня, грешного. А позвольте узнать, кто вы такой? Сейчас каждый человек с красным бантом на груди — начальник.

Мужчина улыбнулся, обнажив желтые прокуренные зубы.

— Я член ревкома. Вопросы еще есть? Раз нет, подходите и записывайтесь, граждане буржуи.

Прошел час, затем другой, а Сорокина по-прежнему не было. Однако собранные им люди покорно ждали.

— Послушайте, господа большевики, — громко произнес Иван Ильич, — долго вы нас тут будете держать? Для чего собирали?

— Не раздражай меня, старик, — зло ответил мужчина с бантом на груди. — Всем ждать, это приказ!

Солнце склонилось к горе. С гор потянуло сыростью и холодом. Местные парни, которые еще неделю назад снимали головные уборы перед собравшимися людьми, сейчас выглядели бодро. У всех были винтовки, многие сидели у входа в здание и курили. Послышался шум автомобильного мотора, который с каждым мгновением становился все громче и громче. Вскоре машина остановилась у дверей Совета. В машине сидел военный в суконном шлеме с красной звездой. К машине подошел член ревкома и что-то стал говорить начальнику, похоже, он докладывал о выполненном приказе.

— Что за народ? — громко спросил прибывший военный.

— Буржуев местных собрал, товарищ комендант, как вы и приказали.

— А-а, — зловеще протянул военный. — Что ж, здравствуйте, господа буржуи! Очень приятно таких людей встречать в наших рядах.

Комендант, похоже, был пьян, и все время переминался с ноги на ногу, стараясь упереться своей широкой спиной о стенку, так как его качало из стороны в сторону. На красном лице то и дело мелькала какая-то непонятная ухмылка.

— Я должен объявить вам печальную весть, господа буржуи. А впрочем — для многих может быть и радостное известие. Вы тоже имеете возможность послужить делу революции. Да, да вы не ослышались, послужить рабоче-крестьянской Красной армии. Вы все отправляетесь на фронт рыть окопы. Думаю, что вы оправдаете наши надежды. Тот, кто самостоятельно оставит эту повинность, будет расстрелян прямо на месте. Расстреляны будут и его родственники. Вам всем понятно? Отказники есть? И еще, никаких поблажек никому. Больной, старый — вы все одинаковы. Только смерть вас может освободить от этой повинности!

Все молчали. Слышно было лишь хрипящее дыхание священника отца Павла, который страдал болезнью легких.

— На окопные работы, по советскому декрету, отправляются мужчины только до пятидесяти лет, здоровые. А кого вы хотите отправить? Здесь все старики, больные, — громко произнес Иван Ильич.

Лицо коменданта моментально налилось кровью. Он, похоже, не ожидал подобного ответа от этого уже немолодого человека.

— Что ты сказал, буржуй недорезанный? — выругавшись матом, произнес комендант. — Это ты кому указываешь, вошь тифозная! Я что сказал, все мужчины, без исключений. Больные и старые, — все равно. Все должны отправиться сегодня ночью. Больных хоть на койках тащить будете! Если кого оставим здесь, лишь только мертвых. Еще есть какие-либо возражения? Кому еще, что не понятно?

Трепет пробежал среди людей.

— Господи! Их везут на расстрел! — завопила одна из женщин.

Курившие молодые парни с винтовками в руках вскочили на ноги и стали оттеснять женщин от мужчин. Плакали дети, плакали женщины, оглашая округу криками и проклятиями. Раздалось несколько выстрелов и снова стало тихо.

***

Иван Ильич воротился с Ниной домой. На улице стало совсем темно, поднялся холодный ветер. Он был таким сильным, что казалось, что под его натиском не устоит практически ничего. Анна Ивановна стала торопливо собирать белье и еду. Когда хозяин дома вошел в зал, она растеряно посмотрела на дочь, а затем на супруга.

— Иван, я думаю, что тебя быстро отпустят с этих земляных работ, — успокаивая его, произнесла жена. — Да и Нина обещала, что завтра непременно поедет к Катерине и поговорит с ней о тебе. Ты же не посторонней ей человек, а сосед. Ведь она знает, что ты врач, а не землекоп.

Хозяин нервно усмехнулся.

— Аня, а кто там землекоп? Может, отец Павел землекоп, или профессор Филиппов? Так что, нет среди нас землекопов. У меня в больнице остаются около десятка больных, а один — с явными признаками сыпного тифа, но им видно все равно. Мне сказали, что красные от кого-то узнали, что я бежал из ЧК, вот решили проверить, правда, это или нет.

Жена, молча, села на стул. Эта новость буквально ошеломила женщину.

— Когда это было, Иван. Ты же не политический….

— Ах, мама, ну что за вздор говоришь — политический, да у них все политические, кто не за них. У них разговор короткий — враг, стена и яма.