Тачанка, словно, вихрь летела по степи, поднимая за собой клубы пыли.
— Они, наверняка, постараются отрезать нас от дороги, — произнес Евгений. — Думаю, что нам не прорваться в Колай.
— Что ты предлагаешь? — спросил Варшавского Порфирий.
Молчавший все это время извозчик неожиданно для них предложил повернуть в сторону города.
— Они думают, что мы вырвались их города, а мы вернемся обратно. У меня есть один адресок на окраине, думаю, что в приюте нам не откажут.
— Хорошо, — согласился с ним Евгений. — Давай, разворачивай….
Они проехали еще километра два, когда их тачанку остановил разъезд красных.
— Кто такие? — спросил их кавалерист, на пританцовывающей лошади.
— Из штаба 13-ой армии с пакетом, — ответил ему совершенно спокойно Варшавский. — Вы кто такие в такое время в степи?
Кавалерист не ответил на вопрос Евгения.
— Вам не попадалась по дороге тачанка? — спросил их снова кавалерист.
— Попадалась. Они свернули в сторону Колай. А что случилось?
— Белая сволочь застрелила начальника ЧК и наших товарищей.
— Зверствует белое подполье, — произнес Евгений.
Кавалерист промолчал и, махнув нагайкой, разъезд рысью направился в сторону населенного пункта.
— Что дальше? — спросил извозчика Варшавский. — Давай, поехали в твой адресочек.
Тачанка свернула в небольшой переулок и вскоре остановилась около ворот. Извозчик соскочил с козел и громко постучал в них.
— Амвросий! Открывай, свои!
Они въехали в большой двор. К ним подошел мужчина небольшого роста с редкой седой бородой. Они обнялись, и он повел гостей в дом.
***
Бела Кун сидел и молча, слушал доклад заместителя руководителя ЧК. Доклад изобиловал различными версиями произошедшего, но не давал реального результата розыска преступников, совершивших дерзкий налет на здание ЧК.
— Меня не интересуют ваши версии, важен результат. Вы хоть понимаете политический вызов, который бросили нам в лицо эти враги революции? Похоже, вы это еще не поняли, товарищ. Если они посчитали устроить эту бойню в сердце ЧК, то выходит, все наши жертвы положенные на щит революции бесполезны. Нужно срочно провести зачистку города, всех буржуев, офицеров, казаков и тех, кто припеваючи жил при старом режиме мы должны поставить на учет, а затем ликвидировать. Вам это понятно?
По лицу заместителя руководителя городского ЧК пробежала какая-то тень. Он был явно не доволен репликой Бела Куна. Он сам был из бывших сотрудников полиции и поэтому все, что было связано с прошлым, вызывало у него своеобразное отторжение.
— Я вас хорошо понял, — ответил, глядя в лицо Бела Куна. — Мне непонятно лишь одно, мы ищем исполнителей или нам важно уничтожение враждующих нас классов?
Из-за стола поднялась Катерина Игнатьевна, которая до сих пор, молча, слушала эту полемику.
— Спорить здесь не нужно. Я полностью поддерживаю слова Бела Куна. Хочу привести цитату вашего непосредственного руководителя Лациса. Он сказал следующее: «Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который мы должны ему предложить, — к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом — смысл и сущность красного террора». Как много в этой цитате, она полностью определяет деятельность ЧК в поиске виновных в этом убийстве.
Она окинула взглядом кабинет наполненный руководством области и города. Все сидели, молча, уставившись, кто в пол, кто отрешенно смотрел в окно кабинета. Лицо Катерины покраснело, словно кто-то ударил ее по лицу. Сверкнув глазами, привыкшая к публичным выступлениям, она заговорила. Ее слова, словно гвозди, впивались в головы сидевших представителей советской власти в Крыму. Послушайте, что сказал Ленин:
«Сейчас в Крыму 300 000 буржуазии. Это источник будущей спекуляции, шпионства, всякой помощи капиталистам. Но мы их не боимся. Мы говорим, что возьмем их, распределим, подчиним, переварим».
Это он сказал, выступая 6 декабря 1920 года на совещании московского партийного актива. Вот этими директивами мы и должны руководствоваться в нашей борьбе с мировой буржуазией. А на мое приглашение в Крым товарища Троцкого, последний открыто мне заявил: что он приедет в Крым лишь тогда, “когда на его территории не останется ни одного белогвардейца. Пока мы не уничтожим наших врагов, мы так и будем нести потери от их вылазок. Кто-то хочет еще выступить товарищи?
Она посмотрела в зал. Делегаты молчали. Зная крутой нрав Катерины, многие предпочли молчание, спору с ней.
— Что молчите? — обратилась она к ним. — Может кто-то из вас против политики партии, товарища Ленина и Троцкого?
В зале стало тихо так, что было слышно, как на улице переговариваются извозчики, ожидая своих руководителей.
— Пусть прольется море крови, которая очистит Крым от всякой буржуазной и белогвардейской нечестии!
— А что делать с махновцами, вы не сказали. Они тоже наши враги?
По лицу Катерины пробежала едва заметная ухмылка.
— Махновцы, это тоже враги нашего с вами советского государства.