Бог примет всех

Зал загудел. Заместитель начальника ЧК поднял руку, гул стих.

— У кого еще есть вопросы? Если нет, то все свободны.

Зал наполнился шумом. Все покидали его с новыми установками партии.

***

Утро выдалось туманным. На землю пала обильная роса. Евгений проснулся от какого-то непонятного для него предчувствия беды. Он осмотрелся по сторонам. Недалеко от него на полу спал Порфирий. Из его широко раскрытого рта доносились звуки, похожие на рык зверя. Варшавский спустился с печи и, шлепая голыми ногами по полу, подошел к ведру. Он зачерпнул ковшом воду и посмотрел в окно, за которым жена хозяина дома доила корову.

«А она намного моложе мужа», — подумал он.

Взгляд его скользнул по ее белым бедрам, сильным рукам и остановился на ее лице.

«Симпатичная женщина, — подумал он. — Если ее приодеть, будет выглядеть даже ничего».

Словно устыдившись своих мыслей, он развернулся и, повесив ковш на гвоздь, вернулся обратно в горницу. Он снова лег, но вскоре понял, что заснуть не может. Он сел за стол и начал чистить свой «Наган». Он сам не понял, но почему-то подумал о Катерине.

«Как же так, из такой милой и кроткой девочки она превратилась в кровавого палача. Я же хорошо помню, как она плакала над умирающим котенком, которого подстрелил из рогатки мальчишка из соседнего двора.

— Не плачь, Катя, он не умрет, я это знаю.

— Как не умрет?

— Его нужно отнести к Гавриловым. Он врач, он лечит животных.

Котенок все же умер. Сколько было слез. А сейчас она свободно убивает людей….».

От воспоминаний оторвал его хозяин дома, который вошел в горницу.

— Ваше благородие, кони накормлены, — доложил он Варшавскому.

— Спасибо, Мартын. Сегодня мы уйдем.

— Я вас не гоню, ваше благородие. Живите….

Евгений улыбнулся.

— Говорят, что это вы кончили главного чекиста города. Это правда?

Варшавский не ответил. Он привычными движениями пальцев заполнил барабан револьвера патронами и крутанул его. Убедившись в том, что оружие исправно, он велел поднимать извозчика и Порфирия.

Хозяин дома во время завтрака предложил им остановиться в Преображенском мужском монастыре.

— Настоятель монастыря отец Михаил. Он всегда был против большевиков и поэтому он не откажет вам в приюте. Передадите ему привет от меня. Как-никак родственники мы с ним.

— Спасибо, Мартын.

В дверь дома кто-то громко постучал. Хозяин отодвинул занавески и посмотрел в окно.

— Что тебе нужно, Васек? — открыв окно, спросил он белобрысого мальчишку, что стоял около двери.

— Дядя, Мартын! Чекисты и милиция обыскивает дома, — громко произнес он.

— Спасибо, Васек, — ответил хозяин дома, закрывая окно. — Ваше благородие! Уходить нужно, чекисты и милиция обыскивают дома.

Евгений быстро натянул на ноги сапоги и посмотрел на Порфирия, который стоял около двери.

— Уходим! — произнес Варшавский. — Спасибо вам за приют.

Он вышел во двор, где извозчик уже запрягал лошадей в тачанку. Порфирий установил пулемет и вынес из сарая еще три коробки с пулеметными лентами.

— Открывай ворота! — крикнул извозчик хозяину дома.

Тачанка вылетела со двора и, подняв в воздух дорожную пыль, помчалась по улице.

— Стой! Будем стрелять! — закричал красноармеец, выскочивший из ворот соседнего дома.

Он вскинул винтовку, но пуля Евгения, сбила его с ног. Винтовка вылетела из его рук и упала на землю. Он еще сделал два или три шага и повалился на дорогу, разбросав руки словно крылья. Сзади хлопнуло несколько выстрелов, но остановить мчавшую тачанку они не могли. Тачанка огрызнулась пулеметной очередью и помчалась дальше.

***

Отец Михаил облачался. Сегодня ему предстояла служба Божия и проповедь, как водится. Монастырь у него был довольно скромным, монахи все разошлись еще в 1919 году. Сейчас его паства была столь малочисленная, что он порой вел службу для двоих или троих прихожан, жителей небольшой деревни, которую сожгли наступающие красноармейцы. Тем не менее, к проповеди отец Михаил готовился заранее. Он всегда знал, что говорить прихожанам, что они хотят услышать от него. Он просто выходил к людям, из глубины его памяти выплывала, как старый деревянный парусник, цитата из Святого Писания, которая тут же рождала слова, которые словно горный поток, нес поток изречений неизвестно откуда взявшийся. Отец Михаил верил, что слова эти исходят из Царства Небесного, из Божьих помыслов. Сегодня у него возникло чувство, что эта проповедь будет последней проповедью в его жизни. Самой последней. Он задумался и застыл: «А кто вообще понимает мои проповеди? Кто-нибудь понял хоть одну из них? Или все они прозвучали в пустоту и не коснулись душ, молящихся здесь людей? Сам виноват — люди понимают то, что просто, сказал бы им, что нужно меньше пить, не нужно грешить, а ты им, старый дурак, о человеколюбии, о душе человеческой, забираешься в дебри богословия и дремучий лес психологии…. Нет, зря ты жизнь прожил, Михаил, зря…». Еще он вдруг подумал, что он уже очень стар, как этот мир стар. Пора ему уже на погост. Пора.

Услышав за окном кельи цокот копыт, отец Михаил выглянул в окно. Во двор монастыря въехала тачанка.