Пока они неслись из одной пещеры в другую под туннелями, ущельями и стенами, через лабиринты, гроты и каменные коридоры, Сэм пустил свой мозг по течению, назад по путям памяти. Он думал о временах своего недавнего пастырства, когда он пытался привить учение Гаутамы к стволу религии, которая правила миром. Он думал о странном человеке — Сугате, руки которого несли и смерть и благословление. Через много лет их имена всплывут вновь, и дела их, вероятно, смешаются. Он жил достаточно долго и знал, как время перемешивает котлы легенд. Теперь Сэм знал, что Сугата был настоящим Буддой. Учение, которое Сэм, пусть притворно, предлагал, привлекло этого истинно верующего человека, который каким-то образом добился просветления, запал в мозг людей своей святостью, а затем добровольно погиб в руках самой Смерти. Татагатха и Сугата будут частью одной легенды, и Татагатха будет сиять в свете, исходящем от его ученика. Только один Дхарма переживет века. Затем мысли Сэма перекинулись на битву в Зале Кармы и к машинам, все еще хранящимся в тайном месте. Он подумал о бесчисленных переселениях души, которым он подвергался до сих пор, о битвах, в которых он участвовал, о женщинах, которых любил за прошедшие века; он думал о мире, каким он должен быть, и каким был, почему. И его снова охватила ярость против богов. Он думал о тех днях, когда горсточка их сражалась с Ракшасами, Гандхарвами и Морским Народом, с демонами Катапутны и Матерями Страшного Жара, с Дакшинами и Претами, со Скандасами и Пизакасами, и победила, вырвала мир из хаоса и построила первый человеческий город. Он видел, как этот город прошел все стадии, через которые может пройти город, пока не оказался населенным теми, кто сами могли превратиться в богов, приняв на себя вид, усиливающий их тела, укрепляющий волю и дотягивающий силу их желаний до Атрибутов, что падают, как магическая сила, на тех, против кого повернуты. Он думал об этом городе и этих богах, и он знал их красоту и справедливость, их уродливость и несправедливость. Он думал об их пышности и красках, контрастирующих с остальным миром, и плакал от ярости, ибо знал, что никогда не почувствует ни настоящей правоты, ни настоящей ошибочности в противостоянии этому. Вот почему он ждал так долго и ничего не предпринимал. А теперь, будет у него победа или поражение, удача или провал, будет ли в результате всех его действий смерть или продолжение мечты о городе, — все равно тяжесть вины останется с ним.
Они ждали в темноте.
Они ждали долго и молча. Время тянулось, как старик, взбирающийся на холм.
Они стояли на выступе, окружающем черный водоем, и ждали.
— Услышим ли мы?
— Возможно. А может, нет.
— Что мы будем делать?
— Что ты имеешь в виду?
— Если они вообще не придут? Долго ли будем ждать здесь?
— Они придут с пением.
— Надеюсь.
Но не было ни пения, ни движения. Вокруг них было безмолвие времени, не имеющего предметов, которые можно изнашивать.
— Сколько времени мы ждем?
— Не знаю. Долго.
— Чувствую, что дело плохо.
— Может, ты и прав. Не подняться ли нам на несколько уровней и проверить? Или мне сразу же отнести тебя на свободу?
— Давай подождем еще.
— Давай.
И снова тишина.
— Что это?
— Что?
— Звук.
— Я ничего не слышу, а мы пользуемся одними ушами.
— Не телесными ушами… Вот опять!
— Я ничего не слышу, Тарака.
— Звук продолжается. Похож на визг, но он не прерывается.
— Далеко?
— Да, порядочно. Послушай моим способом.
— Да! Я уверен, что это скипетр Кали. Значит, сражение продолжается.
— Так долго? Значит, боги сильнее, чем я предполагал.
— Выиграем мы или проиграем, Сиддхарта, боги некоторое время будут заняты. Если мы сможем пройти мимо них, может, их корабль не охраняется… Ты хотел бы этого?
— Украсть громовую колесницу? Это мысль. Она ведь не только транспорт, но и мощное оружие. Каковы наши шансы?
— Я уверен, что Ракшасы могут задержать их на необходимое время, а подниматься из Адского Колодца долго. Мы не сможем воспользоваться выступом. Я очень устал, но все-таки могу удержать нас в воздухе.
— Давай поднимемся на несколько уровней и посмотрим.
Они оставили свой выступ у черного водоема, и время снова билось вокруг них, когда они взлетели наверх.
Пока они поднимались, навстречу Им вылетел шар света. Он опустился на пол пещеры и вырос в дерево зеленого огня.
— Как идет сражение? — спросил Тарака.
— Мы удерживаем их, — ответил огонь, — но не можем подойти к ним близко.
— Почему?
— Вокруг них что-то отталкивает нас. Я не знаю, как это назвать, но мы не можем подойти достаточно близко.
— Тогда как же вы сражаетесь?
— Вокруг них бушует каменный шторм. Мы также крутим огонь, воду и сильный ветер.
— Как они отвечают на это?
— Трезубец Шивы прорезает толпу через все. Но как бы много он ни разрушал, мы поднимаем против него еще больше. Так что он стоит, как статуя, уничтожая штормы, а мы не даем им кончиться. Время от времени он отвлекается, чтобы убивать, в то время как Бог Огня сдерживает нападение. Скипетр богини замедляет действие тех, кто оказывается против него. А замешкавшийся встречает трезубец или руку, либо глаза Смерти.