Бог тебе судья

Я сел, постарался успокоиться. Кто такой Мечинский? В первый раз слышу. Если у Кристины проблемы и она позвонила мне с вопросом — что делать? — то почему позвала какого-то Мечинского, а не Рождественского? Что происходит?

— Моя фамилия Черемушкин, — сказал я и протянул следователю свой паспорт. — Я помощник адвоката Рождественского Сергея Юрьевича, мы представляем Роберта Смирнова.

— Роберт Смирнов больше не фигурант дела о массовом убийстве, — ответил следователь, изучив мой паспорт. — Вам здесь делать нечего.

— Я знаком с Кристиной, и она звонила мне. Просила о помощи.

— Не совсем так, — ответил следователь. — Она звонила при мне, и она спросила вас, что ей делать. Насколько я понимаю, ничего вразумительного вы ей не ответили, и она позвонила еще раз, уже своему адвокату.

— Я могу поговорить с ней?

— Не можете, — сказал следователь. — Еще двух часов не прошло с тех пор, как я вынес постановление о привлечении Кристины Слайэрс в качестве подозреваемой по делу о массовом убийстве. Вы ведь понимаете, что я не могу допустить общение подозреваемой со всеми лицами, которые того желают?

— Понимаю. Но мне тоже нужно понимать, что происходит.

— Ничем вам не помогу. Дождитесь Мечинского, задайте ему свои вопросы, он спросит у мисс Слайэрс.

— Так я, наверное, и поступлю.

— Всего доброго.

Я вышел из кабинета следователя и принялся звонить Рождественскому. Босс долго не отвечал, но вскоре отправил сообщение, что говорить не может и перезвонит позже.

Адвоката Мечинского я дождался с угасшей паникой. В конце концов Романов И. С. прав: если Кристина бы хотела, чтобы я ей помог, она бы так и сказала. Она действительно спросила, что ей делать, она не просила приезжать и спасать ее. И что со мной такое?

«Да и кто ты такой? Всего-навсего помощник адвоката. У тебя нет ни лицензии, ни статуса, ничего. Ты просто юрист, который работает на адвоката. Говорить можно что угодно, но реальную силу оценивают тогда, когда случается что-то плохое. С Кристиной случилось что-то плохое, и она поняла, что ни ко мне, ни к Рождественскому она обратиться за помощью не может, потому что я — никто, чем я ей помогу? А Сергей Юрьевич Рождественский, видимо, для нее слишком попсовый адвокат, она ведь хирург, видит, что Рождественский весь перекроенный, как будто собственная внешность его заботит сильнее, чем его подзащитные. Так, во всяком случае, говорили нам некоторые подзащитные: им хотелось юриста, а не звезду экрана. И Кристине требуется более серьезный, более опытный адвокат, которым, вероятнее всего, и является Мечинский. И нет тут никакого двойного смысла, просто прагматичный расчет».

Мечинский выглядел преуспевающим. Лет пятидесяти, стройный мужик, но не лощеный, как Рождественский. Судя по его внешности, Мечинский не очень заботился о том, чтобы на его лице было больше шрамов от пластики, чем морщин, а стоимость костюма не должна быть меньше месячного бюджета средней школы. Но тем не менее он не выглядел так, словно доживает последние дни, а все вокруг ему настолько надоело, что хочется выть. Нет, на его лице сосредоточенное выражение, походка упругая и устремленная к определенной цели — в кабинет к следователю Романову.

Я уже посмотрел в Интернете, как его зовут, и поэтому остановил его у кабинета.

— Дмитрий Валерьевич, добрый день! Меня зовут Виктор Черемушкин…

— Покажите паспорт, — велел адвокат Мечинский.

Я протянул ему свой паспорт. Мечинский глянул в него и отвел меня в сторону от кабинета следователя.

— Кристина велела вам передать, чтобы вы немедленно ехали туда и забрали Лилиан. Она очень важна, и она сейчас одна. Кто остался в деревне, неизвестно, но эта девушка может быть в опасности. Сейчас же поезжайте. И еще кое-что, Кристина просила вам сказать, что если вам удастся забрать из ее кабинета все бумаги, вы ей очень поможете.

— Я не знаю, как попасть в ее кабинет.

— Знает Лилиан.

— А разве там сейчас нет толпы оперативников, которые все изымают?

— Конечно, есть, — ответил Мечинский. — Но бункер они найдут не скоро. У вас есть шанс помочь Кристине, сделайте это.

— Хорошо.

— Сделаете?

— Да.

Мечинский кивнул и пошел в кабинет к следователю. Я вышел на улицу и сел в машину. С учетом частоты использования каршеринга, мне стоит задуматься над покупкой собственного автомобиля, иначе я потрачу гораздо больше. Видимо, использование машины, как наркотик — только начни, и потом уже не сможешь остановиться.

По дороге в Шипаево мне позвонили трижды. Сначала мама отчиталась о проделанной работе в квартире: все закончено, можно возвращаться и жить так, словно ничего и не было. Я этому обрадовался, жить в номере дешевого отеля уже не так круто, как было поначалу. Меня теперь напрягало в нем все: и частота смены белья (один раз в три дня), и приветствующие меня тараканы, и невозможность полноценно питаться — готовить не на чем. И душевая там протекает, и в углах стеклянных дверей все черно и склизко, а заменить их никто не хочет. В общем, вернуться домой всяко лучше.