Второй звонок был от Рождественского. Он только что вышел из нового кабинета Ховенко: договориться с ней не удалось.
— Мы неверно расценили ситуацию, — сказал босс. — Дело у нее никто не забирал. Рапорт о ее повышении давно блуждал по кабинетам, просто так совпало. Она теперь не расследует, а занимается надзором и административной работой. Она сказала, что следователь Романов профессионал и докопается до сути.
— По-моему, у нее было другое мнение некоторое время назад?
— Было, — ответил Рождественский, — но уже такое. Так что будем работать, с чем есть.
— Сергей Юрьевич, тут такое дело…
Как я и предполагал, вызов Мечинского оказался для Рождественского ударом ниже пояса. Он воспринял выбор Кристины как личное оскорбление. Но если я думаю так же, чего ждать от Рождественского? Сергей Юрьевич очень уязвим и самовлюблен.
— Нам пора с тобой возвращаться в нормальную жизнь, — сказал он. — Давай-ка займемся нашими настоящими делами, а обо всем остальном просто забудем. Ты завтра в офис приедешь как обычно?
— Да, — ответил я.
— Отлично. Тогда до завтра.
Я повернул возле старого проржавевшего автобуса, проехал положенные несколько километров и очутился на пригорке, сплошь уставленном автомобилями — две кареты «Скорой помощи», полицейский «УАЗ» и несколько фургонов черного цвета с надписью: «Следственный комитет». Я съехал вниз, к воротам. Вот оно, то место, с которого Елизаров видел, как телегу подвезли к двухэтажному зданию в деревне. По его словам, где-то неподалеку есть парковка, нужно это тоже проверить.
Я запер машину и отправился на поиски парковки. Она действительно находилась в двух шагах, но была скрыта от дороги, наверное, поэтому полицейская команда не припарковалась здесь. Ни одной машины. Получается, у констебля Николая не было своего транспорта?
С пригорка особой движухи в деревне видно не было, но едва я подошел к воротам, как передо мной возник полицейский. Он вежливо поинтересовался, кто я и что мне здесь нужно. Я объяснил, что выступаю в роли юриста Лилиан и должен немедленно с ней встретиться. Мне показалось, что полицейский испытал облегчение.
— Девушка не выходит из дома, — сказал он, провожая меня к двухэтажному дому посреди деревни. — Ни с кем не разговаривает. Если вы можете ее забрать, это будет просто великолепно, мы хоть спокойно тут поработаем.
— А разве она мешает? Она ведь не говорит, не выходит из дома.
— У нас есть информация, что под домом есть что-то еще, и нам нужно обязательно это осмотреть. Но если мы не найдем вход, то будем вынуждены что-то разрушить, чтобы туда попасть.
Я вошел в дом и закрыл за собой дверь. В доме было тихо, следственная бригада здесь не работала. Убийство Николая произошло в саду, где мы пили утренний кофе. Я глянул в окно. В саду было много людей, но с пригорка их не было видно, так как сад располагался за домом. Тело Николая уже увезли, место, где он умер, выделялось огромным красным пятном на бетоне. Рядом лежал пистолет, из которого Елизаров его застрелил. Все члены следственной бригады, криминалисты и оперативники ходили в бахилах, предметы трогали руками в синих перчатках. У меня создалось впечатление, что это — работа ради работы. Они здесь уже так давно, но продолжают ковыряться в останках стихийного происшествия, как будто могут узреть что-то новое.
— Полицейские говорят, что вся наша деревня — огромное место преступления, — услышал я сзади голос Лилиан. — И что здесь жить нельзя. Но куда нам всем идти? Нам просто некуда.
— Привет, Лилиан, — сказал я.
Она стояла на лестнице, на втором этаже, и смотрела на меня глазами, полными слез. Она боялась подойти, потому что видела, как я вошел вместе с полицейским. На ней было ее летнее белое платье в мелкую-мелкую бабочку, мне его не было видно, но я хорошо знаю этот узор. Из этой ткани Лилиан сшила себе и постельное белье, и пижаму, и это платье.
— Коля мертв, — сообщила она.
— Я знаю, мне жаль.
Я поднялся и обнял ее. Маленькая, хрупкая и такая несчастная девушка прижалась ко мне и уткнулась лицом в мое плечо. Мне стало ее так жалко, что заболело сердце. Что теперь с ней будет? Коля заботился о ней, кто теперь это будет делать? Лилиан самостоятельная, но недостаточно, чтобы зарабатывать себе на жизнь, чтобы заботиться о себе.
Как и моя жена. Кто будет заботиться о моей жене? Я?.. Ведь она тоже недостаточно самостоятельна, чтобы заботиться о себе.
— Лилиан, послушай… Здесь есть еще люди?
— Да, во втором бункере. Они не выходят, они боятся. Я спускалась к ним, предлагала им выйти, но они отказываются.
— Их все равно найдут. Но перед этим нам нужно забрать документы, которые в кабинете у Кристины. Ты знаешь, как туда войти?
— Знаю. Но это опасно.
— Почему?