Бог тревоги

Женя несся в холодную пропасть на полной скорости, на своих оливковых, хорошо смазанных лыжах безумия, но что, если в итоге я обгоню его? Темная лошадка, которая сделает мощный рывок в конце. Может быть, это даже затормозит его болезнь. Как, бывает, пьяного человека, впавшего в дикарское состояние, вдруг отрезвляет вид другого пьяницы, того, кто ведет себя еще громче.

* * *

Я продолжал потреблять в огромных количествах морковный сок, из-за этого губы и пальцы приобрели постоянный оранжевый оттенок. Я не мог работать и не мог возиться с детьми, не мог думать о самых простых бытовых вопросах. Реальность окружила меня со всех сторон, но проходила сквозь, как сплошная стена тумана.

Каждые пять минут я обновлял свою страницу на «Википедии», изучал со всех ракурсов снимок могилы. Все это казалось несмешным повторяющимся анекдотом, который крутят двадцать четыре на семь, как радио «Юмор ФМ» в следственном изоляторе. Все попытки найти своего поклонника не удавались. Аккаунты были удалены, дом, в котором он жил со своей вымышленной семьей и молчаливой собакой, терялся в лабиринтах дворов у набережной. Я написал поэтам-метамодернистам, сидевшим в рюмочной «Маяк» в ту нашу встречу. Но почему-то все как один оказались не в состоянии даже приблизительно вспомнить, что было после того, как мы покинули квартиру Никонова.

20

Я посетил еще несколько кладбищ в течение ближайших трех дней — Малоохтииское, Большеохтинское и Новодевичье. Тщательно инспектируя очередной участок, покрытый десятками одинаковых обелисков, я наконец додумался, что выбрал неправильный ориентир.

Следовало ориентироваться не на эти памятники, а искать дерево, искривленное у самого корня. Это была, конечно, куда более редкая примета, настолько редкая, что я пока не встретил ни одного такого деревянного Квазимодо.

В книге Джеймса Н. Фрея «Как написать гениальный детектив», да и наверняка не только в ней, а в любом учебнике драматургии, говорится о том, что главный герой должен действовать на пределе своих возможностей. И мне оставалось только порадоваться, что я не герой триллера или мистического детектива, некоторые элементы которых помимо воли проникли в мою жизнь. Что это был бы за герой детектива, которому нужно расплести паутину, свитую тайными обществами и корпорациями, а может, и вовсе ввязаться в бой с самим Диаволом, а у него не держится в голове даже код подъезда. У него географический кретинизм, он нелюбопытен, у него глупый инертный ум, он рассеян, ему нужно как можно скорее к врачу, но преодолеть трусость не получается.

Здесь даже самый терпеливый, благосклонный ко мне читатель, который дошел до места с «Википедией» и снимком могилы и подумал тогда: «Вот оно! Может, сейчас прервутся эти потоки нытья и самолюбования, без которых в так называемой современной внежанровой литературе никуда, и возникнет хоть какое-то подобие интриги», — так вот, в эту секунду такой читатель с ненавистью отбросил бы эту книгу. Ну как герой может быть настолько тупым, чтобы не выбрать нормальную запоминающуюся примету.

Одним словом, теперь поиск по кладбищам был упрощен, я смотрел исключительно на деревья. Все кладбищенские стволы казались мне неестественно ровными, крепкими и высокими. Этим деревьям повезло вырасти на крайне благоприятной почве.

Исследовав Малоохтинское, я заглянул в гости к Лехе Никонову. Мы не виделись после заседания метамодернистского кружка, и мне казалось, что он затаил на меня обиду или разочаровался во мне, потому что все заседание я промолчал в углу, распространяя вонь ароматических масел.

* * *

Леха был раздражен и подавлен. Окна были занавешены непроницаемыми бордовыми шторами, и свет не горел. Он скользил беззвучными тапками от кровати к столу и восклицал: «На хуя! На хуя ты все ходишь по кладбищам? Придет время — еще натусишься там! Еще завоешь!»

Наконец приняв сидячее положение, он взял телефон, но тут же отбросил его, как будто взял по ошибке змею. На мой вопрос, все ли в порядке, пробурчал что-то неразборчивое и ушел в ванную. Долго шумела вода, мы сидели с его девушкой Лизой вдвоем, в кромешной тьме, не издавая звуков, а потом он вернулся с бархатной шкатулкой. Открыл ее, достал конверт, стал высыпать в полую беломорину свое лекарство, успокоительное для него, а у меня вызывающее панические атаки. Мне нравилось наблюдать, как папироса крутится в его ухоженных длинных пальцах с перстнем.

Никонов рассказал, что в инстаграме возник некий тип, который его преследует. Судя по состоянию Лехи, он писал не обычные оскорбления, а подбирал верные, глубоко ранящие в сердце слова. И менял аккаунты быстрее, чем меняются маски артистов в Сычуаньской опере.

— Это мой Черный человек, как у Есенина, только еще похуже, — сказал Леха.

Я хотел рассказать ему о своем сумасшедшем поклоннике, который тоже атаковал меня через инстаграм, но в последний момент сдержался, почувствовав, что это только усугубит и мою, и его ситуации. К тому же если б я рассказал о поклоннике, пришлось бы рассказать и о снимке могилы, а на это я не был готов.