Бог в человеческом обличье

Илья медленно двинулся к лестнице. Поднялся по ступеням. Почти поравнявшись с тюремщиками, сделал резкий выпад в сторону, выбивая из рук направленный на него пистолет. И сразу же ударил. Двое замешкались лишь на мгновение, растерявшись от неожиданной атаки. Илье удалось нанести еще один удар, впечатав кулак прямо в блестевший в прорези маски глаз. Бок пронзила острая боль. Илье сделали подсечку, он потерял равновесие, но, прежде чем упасть с лестницы, вцепился в одного из противников и увлек его за собой. Они покатились по ступеням, не переставая молотить друг друга. Черная маска съехала с глаз, лишив врага зрения. Илья поспешил воспользоваться удачей и со всей силы рубанул кулакам в квадратную челюсть. Голова громилы мотнулась назад, стукнулась о край ступени. Илья вскочил на ноги, намереваясь кинуться на второго противника, и замер на месте. Блестящее дуло пистолета целилось ему в переносицу.

Бугай харкнул на пол кровавой слюной, отцепил от пояса наручники и швырнул их Илье. Браслеты стукнулись о его бедро и упали на нижнюю ступеньку, коротко звякнув.

Первый громила поднялся, держась за ушибленный затылок. Его ноздри по-бычьи раздувались, а губы шевелились в беззвучных проклятиях. Он наклонил голову из стороны в сторону, хрустнув шеей, и выбросил руку вперед. Илья согнулся от удара и тут же получил новый. Выкрутив руки за спиной и сковав их наручниками, его поволокли вверх по лестнице. Возле двери тюремщики остановились и натянули на пленника неизменную темную повязку.

Его приковали к широкому деревянному брусу – Илья с точностью не мог бы сказать, что это было. Опора линии электропередачи? Фонарный столб? Заведенные назад руки довольно скоро неприятно заныли. Он пошевелил пальцами и подвигал плечами, насколько позволяла его ограниченная поза. Согнул ноги и опустился вниз, плюхнувшись на траву и привалившись спиной к гладкой поверхности столба. Судя по тому, что провели его буквально несколько метров, он находился на территории, прилегающей к дому. Конечно, не так он представлял себе прогулку, о которой просил. Но все ж это лучше, чем ничего. Крестовский испытывал легкое удовлетворение оттого, что немного потрепал своих тюремщиков.

Ярлыков он старался не вешать и по внешнему виду не судить, однако ж сильно сомневался, что эти двое громил организовали похищение. Они являлись лишь физической силой. Кто-то другой стоял за их спинами. Илью мучил вопрос, почему с ним не разговаривали, предпочитая посылать записки. Сначала он допускал шальную мысль, что знаком с преступниками лично. Резонно, что они пытались по максимуму маскироваться. Но этим двоим тоже запретили произносить хоть слово в его присутствии, а он точно не припоминал ни одного знакомого с такой выдающейся комплекцией. Скорее всего молчание было способом психологического давления. Отличный, надо сказать, прием. Хорошо работал.

Илья подергал руками, проверяя наручники на прочность. Браслеты сидели плотно. Покрутил головой, стараясь сдвинуть повязку – но та намертво прилипла к глазам. Раздражение нахлынуло с новой силой. Похоже, он вплотную приблизился к границам своего терпения. Он снова остервенело рванул руки, раня кожу на запястьях краями наручников. Как же ему все это осточертело… То, что он сперва наивно принимал за нелепую шалость, постепенно превращалось в изощренное издевательство.

Через пару часов Илья ощутил легкий приступ беспокойства. И долго его намерены держать у столба? Рабовладельческий строй, ей-богу. Еще бы кнутом высекли для полноты картины. Время между тем идет, а ему нужно придумать песню. Иначе…

Минуты тянулись медленно, превращались в часы, но никто не приходил за ним. Температура заметно упала, и стало довольно прохладно. Вероятно, наступил поздний вечер или ранняя ночь. Илья поежился от озноба, размял затекшую шею. Занемевшие мышцы начинали причинять настоящий дискомфорт.

В довершение ко всему пошел дождь. Сначала несколько робких капель упало на лицо, словно бы небо разминалось, а затем хлынул мощный, холодный ливень. За считаные секунды Илья вымок до нитки. Чтобы не сидеть в луже, кое-как поднялся на ноги. Он полагал, что сейчас за ним придут и уведут обратно в подвал. Но никто не приходил.

Дождь все лил и лил, не ослабевая ни на секунду. Порывы ветра хлестали пленника по лицу, обрушивая на него все новые потоки воды. Илья сжимал челюсти, чтобы не стучать зубами. Холод сковывал тело, пробирался до самых костей.

Ярость разъедала Крестовского. Он почти физически ощущал, как ее ядовитые капли смешиваются с дождем и просачиваются сквозь кожу и стенки сосудов, прямиком попадая в кровь. Ярость отравляла, причиняла боль. Илья понимал, что, если сию секунду его не освободят, он лишится рассудка. Но проходила минута, вторая, третья, спаситель не объявлялся, а он все еще оставался в здравом уме. Хотя называть «здравым умом» царивший в голове хаос следовало с большой натяжкой.