Общая позитивная оценка догматической Конституции Dei Verbum
, принятой на II Ватиканском Соборе, не должна побудить нас обойти молчанием те спорные вопросы[853], которые в свое время осложнили диалог христианских конфессий[854]. В качестве центральной проблемы здесь следует указать тернистый путь обсуждения взаимоотношений Писания и традиции. Спор, который поначалу удалось смягчить посредством преодоления так называемой «теории двух источников», разгорелся снова вокруг такой формулировки: «В силу этого Церковь черпает свою уверенность относительно всего того, что было дано в Откровении, не из одного только Священного Писания. Поэтому и то, и другое [Священное Предание и Священное Писание] следует принимать и почитать с одинаково благоговейной любовью и преклонением»[855]. Конечно, здесь в соответствии с решениями собора в Триденте цитируется одна мысль Василия [Великого], но она появляется в Dei verbum не во всеобъемлющем смысле traditio apostolica. (Поскольку она включает в себя Св. Писание, последнее предложение лишалось нужного смысла.) – Несмотря на это обстоятельство в десятилетия, последовавшие за II Ватиканским Собором, плодотворность соборных начинаний была установлена самыми разнообразными способами в рамках богословской рефлексии. Это верно и в отношении экуменической работы. Здесь традиция в значительной степени была вытеснена за пределы богословских споров. Этому способствовал голос православия, а также историко-критические исследования библии. Так, евангелическое богословие по ходу дело смогло принять традицию как богословское понятие: она «представляет собой событие Христа как оно вместе со своей предысторией в Израиле, передается от поколения к поколению. Совершившееся тогда {296} Откровение должно быть традировано, т. е. передано более поздним поколениям, воспринято ими и передано дальше, чтобы присутствовать в каждом поколении»[856]. С этой точки зрения должны быть квалифицируемы и Св. Писание, и традиция[857]; и то, и другое суть «источники Откровения», хотя Св. Писание как более ранняя и письменная кристаллизация апостольской традиции по порядку предшествует традиции [в узком смысле], поскольку эта последняя «доступна в форме традиций, которые внушают доверие в большей или меньшей степени, о ценности которых можно судить только исходя из Библии»[858].5. Систематические наброски в духе Собора
Постоянное обращение христианской веры и церковной жизни к Иисусу Христу, с одной стороны, несомненно помещает верующих в единый исторический контекст с изначальным событием [Христа], благодаря чему история открывается как универсальная история спасения. С другой стороны, из этого истока мы постигаем – в отношении истории христианства – непрерывность в способе жизни. в исповедании веры (Credo
как учение) и в богослужебных праздниках (отправлении культа). Поэтому для христианства «традиция» существенна. Она представляет собой некое событие, которое должно постоянно заново воспроизводиться в Церкви, и – в противоположность сужающим поле зрение человеческим традициям и «легковесным спекуляциям» (J. Ranft) – делает возможным в каждый момент настоящего направлять свои жизненные устремления в будущее. Это наполненное [смыслом] понимание традиции, к которому проложил путь II Ватиканский Собор, было развито далее в богословской рефлексии. Уже беглый взгляд на высказывания этого Собора должен был указать на тех богословов, которые под коллективным именем Nouvelle Theologie обратились к тем темам, которым II Ватиканский Собор впоследствии придал их существенный облик и сформулировал в виде общеобязательных положений, и в своих размышлениях сумели показали их значимость. Если иметь в виду богословские высказывания о traditio, то здесь, в первую очередь, следует упомянуть швейцарского богослова Ганса Урса фон Бальтазара (Hans Urs von Balthasar), Ива {297} М.-Ж. Конгара (Yves M. J. Congar) OP, одного из наиболее влиятельных французских систематиков, и немецкого богослова Карла Ранера (Karl Rahner) SJ.а) Ганс Урс фон Бальтазар