Бог Войны

Если бы кто-нибудь сказал мне, что я стану желать Аву таким абсурдным плотским образом, я бы выбросил его в реку, как залежалый товар.

Но вот мы здесь, спустя годы после того, как она мягко и смело призналась в своих чувствах жестокому монстру, зная, что я причинил ей боль, и теперь я не думаю ни о чем, кроме этой разъяренной женщины.

— А как насчет маячка на ее телефоне? — спрашиваю я.

— Он выключен.

Желание проделать в машине дыру размером с мой кулак пульсирует у меня под кожей, но я сохраняю спокойствие. Это единственный возможный способ найти ее.

— Свяжись с водителем семьи Нэш, если нужно, разбуди его и спроси, где они ее высадили. Получи доступ ко всем камерам наблюдения в этом районе, — я скольжу в машину и говорю шоферу: — Аэропорт. Сейчас же. Если самолет не будет готов к этому времени, мы сядем на первый коммерческий рейс.

Хендерсон пересаживается на пассажирское сиденье, прикладывает телефон к уху и разговаривает с нашими связными в полиции.

Вот почему мне не следовало убирать охрану. Постукивая пальцем по задней панели телефона, я вспоминаю, что случилось в последний раз, когда за ней кто-то следил.

Она взбесилась и чуть не бросилась со здания.

Такого дерьма больше не будет.

Я лично найду свою жену.

После тщательного изучения района, где высадили Аву, и нескольких часов беспокойного полета мы находим ее.

Моя жена решила посетить домашнюю вечеринку со своими отвратительными друзьями-пустозвонами в квартире Бонневиль в пригороде Челси.

Сейчас семь утра, но я нетерпеливо звоню в дверь — мое настроение испортилось до предела после более чем двадцати четырех часов без сна.

Когда в первые две секунды ответа не последовало, я звоню снова. И снова.

На четвертом звонке изнутри доносятся стоны. Мужские стоны. Куски абсолютного мусора, которые будут выброшены в окно, если они дышали одним воздухом с моей женой.

Дверь наконец открывается, и перед нами предстает сонная Бонневиль, которая все еще одета в свое сверкающее серебристое вечернее платье, а ее волосы в беспорядке.

Ее большие глаза расширяются при виде меня.

— Илай…? Ава сказала, что ты был в Штатах.

— Ключевое слово «был», — я протискиваюсь мимо нее, забыв о манерах, и вхожу в ее квартиру на верхнем этаже, которую она смогла себе позволить только благодаря своим трастовым фондам.

Плюшевый ковер расстилается под моими ногами, когда я вхожу в комнату. Стены украшены обоями в темных, классических тонах, что придает помещению изысканности. С потолка свисают хрустальные люстры, отбрасывающие теплый свет и подчеркивающие роскошный интерьер. Это грандиозная демонстрация роскоши и излишеств, свидетельство богатства и снисходительности. Но при этом здесь хаотично смешаны современный и винтажный декор, как будто хозяйка не могла определиться с конкретным стилем и просто купила все, что могла себе позволить.

Как и Ава, Бонневиль тратит, а не зарабатывает. Однако, в отличие от Авы, которая является гением классической музыки и обладает способностями, заставляющими ее учителей плакать, у нее нет никаких талантов, кроме как одеваться так, будто каждый день — вечеринка.

Я останавливаюсь на краю просторной гостиной, где в нелестных позах спят не менее десятков человек. Один парень обнимает растение. Девушка спит в форме буквы U, облокотившись на подлокотник дивана.

Я не обращаю внимания ни на одну из этих гедонистических пустых оболочек, потому что причина, по которой я вообще вошел в этот бардак, находится не здесь.

— Где она? — я мотаю головой в сторону Бонневилль, которая пытается пригладить свои волосы.

— Э-э… она была здесь. Я не знаю, куда она ушла. Понимаешь, мы, возможно, немного переборщили прошлой ночью…

— Ты дала ей выпить?

— Нет, не дала, но…

— Но ты устроила вечеринку, где алкоголь был более доступен, чем твоя мораль.

— Она вломилась на вечеринку. Сказала, что хочет наверстать упущенное. Клянусь, я не делала этого специально.

Я прохожу мимо нее и вхожу в одну из спален, натыкаясь на нелестные тела в обнаженной дремоте, но поскольку ни одно из них не является моей целью, я иду в следующую.

И только добравшись до бассейна на верхнем этаже, откуда открывается вид на город, я приостанавливаюсь.

И причиной тому — тихий смех. Очень знакомый смех. И адресован он не мне.

Я протискиваюсь через вход с дьяволом на плече.

Конечно, Ава сидит на краю бассейна, ее платье задрано до самых бедер, так что она может окунуть свои пальцы ног с блестящим розовым педикюром в воду.

У меня кровь стынет в жилах, когда я вижу полуголого мужчину, плавающего в бассейне и ухмыляющегося ей с мальчишеским обаянием.

— Ты хотела меня о чем-то спросить? Можешь сделать это после того, как присоединишься ко мне. Давай, — говорит он с ноткой флирта, который, как я прекрасно понимаю, таким, как он, не помешает.

Ава — не что иное, как Богиня, на алтаре которой каждый мужчина с функционирующим членом жаждет возжечь благовония.

Она прекрасная роза с завораживающей энергией, которая опьяняет мух, кружащих вокруг нее, но, как и все розы, ее стебель усеян шипами.

Мной. Я — ее шипы.