Бог всегда путешествует инкогнито

Босиком прошлепал я к портативному магнитофону, намереваясь выдернуть шнур наушников, включенных постоянно, но передумал. Не хотелось давать повода для жалоб. Можно было, конечно, обойтись и без музыки, но мне было необходимо себя разогреть, довести до кондиции. Нужна была пьеса такая… абсолютно сумасшедшая. Ну-ка посмотрим, что можно поставить… Нет, это не пойдет, это тоже не годится… Вот: старый басист «Sex Pistols» исполняет «My Way». Фрэнк Синатра, подредактированный тяжелыми рокерами. Я надел свои объемистые наушники, в которых чувствуешь себя отрезанным от всех звуков внешнего мира. Низкий голос Сида Вишеса откуда-то издалека запел первый куплет. Я прибавил звука и пустился в пляс, держа провод от наушников в руке, как певцы держат микрофон. Вдруг неистово вступили электрогитары. Я принялся отбивать ритм босыми ногами, изо всех сил топая по полу. Голос певца звучал так, словно он выблевывал песню. Забыть о мадам Бланшар. Еще прибавить звук. Еще. Отпустить себя. Закрыть глаза. Погрузиться в музыку. Музыка заполняет мое тело, всего меня. Отбивать ритм, вибрировать вместе с ней, танцевать. Погрузиться. Освободиться от всего. Трястись и прыгать, прочувствовать все до конца…

Это продолжалось, несомненно, несколько минут, и я вдруг понял, что ударные не держат ритм. Глухие удары шли откуда-то со стороны, и, несмотря на некое подобие транса, в котором я пребывал, я догадался откуда…

Я снял наушники и оказался в ошеломляющей тишине комнаты. В ушах гудело от грохота тяжелого рока.

Удары в дверь послышались с новой силой. Она уже не стучала, она дубасила.

— Месье Гринмор!

Момент был самый подходящий.

Как там говорил Дюбре? Оттолкни — и тебя оттолкнут… Но бывает и наоборот: чем больше хочешь избавиться, тем настырнее к тебе пристают.

— Месье Гринмор! Откройте!

Я застыл в сомнении… А вдруг Дюбре ошибся?

Удары зазвучали с удвоенной силой. Ну как можно быть такой вредной? Я всего пять или шесть раз подпрыгнул. Ничего такого страшного у нее слышно не было. Она специально хочет испортить мне жизнь! Вот ведьма!

Я сильно разозлился, и злость подтолкнула меня к действию. Быстро скинув пуловер и футболку, я остался в одних джинсах, голый по пояс и босой.

— Месье Гринмор, я знаю, что вы здесь!

Я сделал шаг к двери… и остановился. Сердце колотилось все сильнее.

Ну, давай!

Я скинул джинсы и бросил их на полу возле двери. Нет, Дюбре точно спятил.

— Откройте дверь!

Голос звучал властно и злобно. Я сделал еще несколько шагов, отделявших меня от этой чертовой двери. Меня охватил жуткий страх.

И тем не менее…

Затаив дыхание, я сбросил плавки и откинул их подальше. Вот ужас-то, появиться в голом виде в такой ситуации…

— Я знаю, что вы меня слышите, месье Гринмор!

Смелее!

Я протянул руку к дверной ручке. Никогда бы не поверил, что способен на такие подвиги… Нет, я явно не в себе…

Три последних удара раздались, когда я уже опускал ручку. У меня было такое ощущение, что я привел в действие собственную гильотину. Я потянул дверь на себя, и струя холодного воздуха обдала мне яйца, напомнив, что я совсем голый. Ну что ж, казнь так казнь.

Я широко распахнул дверь:

— Мадам Бланшар! Какая радость видеть вас!

Видимо, такого шока она в жизни не испытывала. Вся в черном, с седыми, забранными в шиньон волосами, она согнулась, как аркбутан, возле двери, чтобы легче было по ней молотить. Когда же дверь распахнулась, она сразу потеряла равновесие. Поначалу отпрянув, она застыла с вытаращенными глазами и разинутым ртом, а лицо медленно заливала густая краска.

— Заходите, мадам Бланшар, вы желанная гостья!

Она словно окаменела, разглядывая в упор мою наготу, не в силах издать ни звука. Конечно, это было жестоко: предстать голышом перед престарелой соседкой, но ее реакция подействовала ободряюще, и меня охватило чувство опасной игры.

— Заходите, пропустим по стаканчику!

— Я… я… нет… я не… ме… ме… месье… но… я…

Так она и стояла, как статуя, с багровым лицом, бормоча нечто несвязное и не сводя глаз с моего члена. Чтобы прийти в себя, ей понадобилось несколько минут, и наконец, хрипло извиняясь, она удалилась восвояси.

Больше она никогда не приходила и не жаловалась на шум.

21

Воскресенье, шесть утра. Звонок выдернул меня из глубокого сна. Нет ничего хуже, когда ты так хорошо разоспался, а тебя будят. На меня навалилась страшная усталость. Уже третья эсэмэска за ночь… Пощадите! Я больше не могу! У меня больше нет сил вставать. Я полежал немного, силясь разлепить глаза и не заснуть. Вся эта затея — сплошной кошмар!

Встать сейчас с постели — хуже смертной казни. Сон сковал меня. Я не могу курить каждый час денно и нощно. Это просто Голгофа какая-то. Раздосадованный, я повернул голову и взглянул на ночной столик.

Нет большей гадости, чем эта красно-белая пачка. Она так мерзко воняет…