Они лежали рядом на кровати, натянув одеяло до подбородка, его рука покоилась на ее груди. Было семь часов вечера, и в комнате стоял полумрак. Они обошли двадцать картинных галерей. Никакой барьер в его восприятии не рухнул. Потом пообедали в итальянском ресторанчике, владелец которого ничего не имел против девушек в красных шерстяных чулках. За обедом Рудольф сказал, что не сможет завтра пойти с ней на футбол, и объяснил почему. Джин приняла это спокойно и взяла у него билеты. Она сказала, что пойдет с одним знакомым, который когда-то играл полузащитником в команде Колумбийского университета. И продолжала с аппетитом есть.
Когда они вернулись после долгих хождений по городу, оба почувствовали, что продрогли: декабрьский день выдался пронзительно-холодный. Рудольф поставил чайник, и они выпили по чашке горячего чая с ромом.
– Хорошо бы разжечь огонь, – сказала она, свернувшись клубочком на диване и сбросив на пол туфли.
– В следующей квартире, которую я сниму, будет камин, – сказал он.
В дыхании обоих чувствовался ром с лимоном.
Они не спеша предались любви.
– Таким и должен быть субботний вечер зимой в Нью-Йорке, – сказала она, когда, устав от ласк, они умиротворенно лежали рядом. – Искусство, спагетти, ром и постель.
Он рассмеялся и крепче прижал ее к себе, сожалея о годах воздержания. Возможно, именно воздержание подготовило его к встрече с ней, сделало его открытым для нее. И даже зависимым от нее.
– Я люблю тебя, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
Минуту она лежала молча, потом отодвинулась от него, откинула одеяло, встала и начала одеваться. «Я все испортил», – подумал он.
– Ты что?
– Эту тему я никогда не обсуждаю голой, – серьезно ответила она.
Рудольф снова рассмеялся, но ему было далеко не весело. Сколько же раз эта прелестная, уверенная в себе девушка, с собственными загадочными правилами поведения, обсуждала вопрос о замужестве? И со сколькими мужчинами? Никогда раньше он не испытывал ревности. Бесполезное, нерентабельное чувство.
Он смотрел, как стройная тень движется по темной комнате, слышал шуршание одежды. Джин вышла в гостиную. Плохой знак? Или хороший? Лучше лежать здесь и не идти за ней? У него ведь это вырвалось – «Я люблю тебя» и «Я хочу на тебе жениться».
Он вылез из постели и быстро оделся. Джин сидела в гостиной и настраивала приемник. Голоса дикторов звучали исключительно доброжелательно, вежливо и сладко, тем не менее произнеси такой голос: «Я люблю тебя» – никто бы не поверил.
– Налей чего-нибудь, – сказала она, не поворачиваясь.
Он налил ей и себе бурбона с водой. Она пила, как мужчина. Какой предыдущий любовник научил ее этому?
– Ну так как? – Он стоял перед ней, чувствуя, что положение складывается не в его пользу и он похож на просителя. Он пришел из спальни босиком, без пиджака и без галстука. Не самый подходящий вид для мужчины, делающего предложение.
– У тебя на голове настоящий ералаш, – сказала она. – Ты гораздо симпатичнее такой взъерошенный.
– Может, у меня и в словах ералаш? Или ты не поняла, что я сказал в спальне?
– Почему же, поняла. – Она выключила радио и села в кресло, держа обеими руками стакан с бурбоном. – Ты хочешь на мне жениться.
– Совершенно верно.
– Давай пойдем в кино. Тут за углом идет картина, которую мне хочется посмотреть.
– Не увиливай.
– Завтра ее показывают последний день, а тебя завтра здесь не будет.
– Я жду ответа.
– Я должна быть польщена?
– Нет.
– Ну а я действительно польщена. Теперь пошли в кино.
Но она не двигалась. Сидела в полутени, освещенная сбоку лампой, хрупкая, уязвимая. Глядя на нее, он понял, что сказал ей то, что хотел сказать, что его слова были продиктованы не чувственностью, вспыхнувшей в нем в холодный день, а глубокой потребностью.
– Если ты скажешь «нет», это меня убьет.
– Ты в этом убежден? – Наклонив голову, она смотрела в свой стакан и помешивала бурбон пальцем. Ему были видны только ее макушка и поблескивающие в свете лампы распущенные по плечам волосы.
– Да.
– А если правду?
– Отчасти, – сказал он. – В какой-то мере я убежден. Меня это в какой-то мере убьет.
Теперь рассмеялась она.
– По крайней мере ты будешь честным мужем.
– Я жду ответа, – настаивал Рудольф. Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. В ее взгляде были сомнение и испуг, маленькое личико побледнело.
– В следующий раз, когда приедешь в Нью-Йорк, позвони мне, – сказала она.
– Это не ответ, – сказал Рудольф.
– В какой-то мере – ответ, мне надо подумать.
– Почему?
– Потому что я позволила себе нечто отнюдь не делающее мне чести и теперь должна сообразить, как сделать, чтобы я вновь могла себя уважать.
– Что же ты такого наделала? – Он не был уверен, что ему хочется узнать правду.
– Когда мы познакомились с тобой, у меня был роман. Он до сих пор продолжается. Я поступаю так, как, я думала, никогда не поступлю в жизни: сплю сразу с двумя мужчинами! И тот тоже хочет на мне жениться.
– Счастливая девушка, – с горечью сказал Рудольф. – Это он выступает под видом девушки, с которой ты делишь квартиру?