Богач, бедняк

Дуайер за свою жизнь успел поработать и палубным матросом, и в машинном отделении, и у него было, возможно, не слишком глубокое, но достаточное представление о корабельной технике, а Томасу опыт работы в гараже помогал легче улавливать, о чем ведет речь Дуайер.

Дуайер вырос на берегах Верхнего озера и с малолетства плавал на маленьких суденышках, а как только окончил школу, автостопом добрался до Нью-Йорка, пошел на Бэттери посмотреть на корабли, заходящие в порт и выходящие из него, и записался матросом на танкер каботажного плавания. И ничто, случившееся с ним после этого, не уменьшило его восторженного отношения к морю.

Он никогда не расспрашивал Томаса о его прошлом, а сам Томас предпочитал помалкивать. Благодарность за уроки Дуайера постепенно зарождала в Томасе симпатию к этому человеку.

– Настанет день, – сказал Дуайер, удерживая поехавшую по столу морскую карту, – и у тебя и у меня будут свои суда. Капитан Джордах, капитан Дуайер приветствует вас и спрашивает, не соблаговолите ли посетить его корабль.

– Угу, – сказал Томас, – так и вижу, как это происходит.

– Особенно в войну. Я не имею в виду большую, вроде Второй мировой войны, когда даже на озере в Центральном парке разрешалось садиться на весла, только если ты капитан какого-нибудь судна. Нет, я имею в виду малую войну, вроде корейской. Ты и представить себе не можешь, с какими деньгами возвращались домой ребята, получив их за работу в районе боевых действий. И сколько ребят, не умеющих отличить нос корабля от своей задницы, становились хозяевами, собственниками кораблей. Черт побери, должны же Соединенные Штаты ввязаться в какую-нибудь заварушку, и если мы будем к этому готовы, можем высоко взлететь.

– Подожди, может, тебе это приснится, – сказал Томас. – А пока давай работать.

И они склонились над морской картой.

Эта мысль посетила Томаса в Марселе. Было около полуночи. Они с Дуайером только что поужинали в рыбном ресторанчике в Старом порту. Томас вспомнил, что они не где-нибудь, а на южном побережье Франции, и они вдвоем выдули три бутылки розового вина. А почему бы и нет – они все-таки на южном побережье Франции, хоть Марсель и не назовешь туристским курортом. «Эльга Андерсон» должна была сняться с якоря в пять утра, и, если они к тому времени успеют вернуться на борт, об остальном можно не беспокоиться.

После ужина они побродили по городу, ненадолго заходя то в один бар, то в другой, и сейчас напоследок заглянули в маленький темный бар неподалеку от набережной Канебьер. Играл музыкальный автомат, несколько толстых проституток у стойки поджидали, когда им предложат выпить. Томас не отказался бы переспать с девчонкой, но у этих был слишком замызганный вид, к тому же не исключено, что они могут наградить триппером, да и вообще они не соответствовали его представлению о женщинах, с которыми приятно развлечься на южном побережье Франции.

Попивая вино за столиком у стены и поглядывая затуманенными глазами на толстые ноги одетых в яркие синтетические платья проституток, Томас вспомнил десять лучших дней в своей жизни, те десять дней, что он провел в Канне с лихой англичанкой, любившей драгоценности.

– Слушай, – сказал он Дуайеру, который сидел напротив него и пил пиво. – У меня есть идея.

– То есть?

Дуайер настороженно косился на девиц у стойки, боясь, что какая-нибудь из них подсядет за их столик и положит руку ему на колено. Он раньше предлагал подцепить проститутку, чтобы раз и навсегда доказать Томасу, что он не гомик, но Томас сказал, что в этом нет необходимости, – плевать ему, гомик Дуайер или нет, а кроме того, это ничего не докажет, так как он знает немало гомиков, которые интересуются женщинами.

– То есть – что? – спросил Томас.

– Ты сказал, у тебя есть идея.

– Угу. Есть идея наплевать на эту проклятую посудину.

– Ты с ума сошел! Какого черта мы будем делать в Марселе? Нас тут же упекут в тюрьму.

– Никто никуда нас не упечет. Я же не предлагаю удрать с парохода навсегда. У него следующий заход в какой порт? В Геную, если не ошибаюсь. Так?

– Ну, так, – нехотя подтвердил Дуайер.

– В Генуе мы его и нагоним. Скажем, напились и проспали отплытие. Что они нам сделают? Ну, вычтут деньги за несколько дней. У них все равно не хватает рабочих рук. После Генуи корабль прямиком пойдет в Хобокен, верно?

– Угу.

– Так что им не придется держать нас на борту во время стоянок. А в Нью-Йорке мы наверняка найдем что-нибудь получше.

– Хорошо, а что мы все это время будем делать? – с беспокойством спросил Дуайер.

– Путешествовать. Устроим себе грандиозное турне! Сядем на поезд и махнем в Канн. В этот приют миллионеров, как любят писать в газетах. Я однажды там был. Лучшее время в моей жизни. Будем валяться на пляже, найдем себе женщин. Деньги мы еще не истратили…

– Я коплю деньги, – сказал Дуайер.

– В кои-то веки можно позволить себе пожить по-человечески, – нетерпеливо перебил его Томас. Сейчас, когда Канн был так близок и доступен, он не представлял себе, как можно вернуться к тоскливой жизни на обшарпанном суденышке, стоять вахты и есть помои, которыми там кормили матросов.