— Привет, мать! Это здорово, что ты смогла приехать. — Он стал говорить ей «мать» с тех пор, как в ее жизни появился Эванс. Раньше он называл ее мамочкой. Тогда ей казалось, что это звучит слишком по-детски в устах такого большого мальчика, но сейчас, услышав его голос, она поняла, как ей не хватает этого ласкового «мамочка». — Слушай, мне очень жаль, — сказал Билли. — Но извинись, пожалуйста, за меня перед Рудольфом, ладно? Он пригласил меня на обед, а у нас здесь в час будет бейсбол, и я стою на подаче, так что, боюсь, уже не выберусь.
— Хорошо, я извинюсь за тебя, — ответила Гретхен. — А когда мы увидимся?
— Понимаешь, сейчас мне трудно сказать. — В голосе Билли чувствовалась явная растерянность. — После игры мы собираемся у одного парня. Будет грандиозный вечер с пивом и…
— Где вы играете? Я приду посмотреть. Мы сможем поговорить в перерывах.
— Ну вот, ты уже и надулась.
— Я вовсе не надулась, как ты выражаешься. Где вы играете?
— В восточной части студенческого городка. Там спортплощадки идут одна за другой. Найдешь.
— До свидания, Билли, — сказала Гретхен и, повесив трубку, вернулась из холла в гостиную. Джин сидела на диване, обняв Инид. Девочка тихонько ворковала. А Рудольф готовил «Дайкири».
— Мой сын просит извинить его, — сказала Гретхен. — Он сегодня весь день занят. И не сможет прийти на обед.
— Очень жаль, — сказал Рудольф. Но лицо его при этом на миг стало твердым. Он налил «Дайкири» себе и Гретхен. Джин, занятая дочкой, отказалась пить.
После обеда Гретхен взяла машину брата и поехала в студенческий городок. Она бывала там и раньше, но сейчас ее снова поразили тишина и сельская прелесть этих мест со старыми зданиями, разбросанными среди зелени, к которым ведут извилистые гравийные дорожки, обсаженные высокими дубами и вязами. Была суббота, и студентов встречалось мало — городок дремал в пронизанном солнцем воздухе. «О таком месте будешь потом вспоминать с ностальгией», — подумала она. Если университет должен готовить молодых людей к вступлению в жизнь, то эти мирные лужайки, эти скромные приветливые залы и аудитории не выполняют своей задачи. Жизнь, которая ждет выпускников университета Уитби в последней трети двадцатого века, почти несомненно не будет иметь с этим ничего общего.
В бейсбол играли на трех площадках. Сына она увидела на той, где дела шли из рук вон плохо и почти половину игроков составляли девушки. Одна из девушек сидела на траве и читала книгу, отрываясь, только когда товарищи по команде кричали, чтобы она бежала за мячом. Игра началась, вероятно, уже давно, потому что, когда Гретхен подошла к линии первой защиты, там спорили, какой счет: девятнадцать — шестнадцать или восемнадцать — пятнадцать. Было совершенно очевидно, что, если бы Билли не играл, это ничего бы не изменило. Билли в выцветших обрезанных джинсах и серой тенниске подавал мяч. Девушкам он легонько кидал, зато парням посылал резкими, сильными бросками. Он не сразу заметил Гретхен, и какое-то время она наблюдала, как пластично и изящно он двигался. Слишком длинные волосы падали ему на лицо, а лицо было красивое, улучшенный вариант лица Вилли Эббота — чувственное, сильное, недовольное. Лоб такой же выпуклый и высокий, глаза темнее и посажены глубже, нос длиннее, с трепещущими широкими ноздрями, на правой щеке, когда он улыбался, появлялась, нарушая симметрию, ямочка; зубы ровные, по-юношески ослепительно-белые.
Если бы только он и характером был так же хорош, подумала Гретхен, а ее сын в это время послал мяч прелестной пухлой девушке, которая подпрыгнула, промахнулась и с деланым отчаянием крикнула:
— Ничего у меня не получается!
В перерыве Билли заметил Гретхен, стоявшую за чертой, и подошел к ней.
— Привет, мать, — целуя ее в щеку, сказал он. Когда он увидел значок «Запретите бомбу!», в глазах у него вспыхнули насмешливые искорки. — Я же говорил, что ты легко меня найдешь.
— Надеюсь, я не помешала, — сказала она, понимая, что взяла неправильный тон: «люби меня, я твоя мать».
— Нет, что ты, — ответил он и крикнул: — Эй, ребята! Кто-нибудь поиграйте за меня, у меня гостья. Увидимся позже в том доме. — Он никому ее не представил. — Может, мы с тобой пройдемся? Я покажу тебе городок.
— Рудольф и Джин огорчились, что ты не пришел на обед, — сказала Гретхен, когда они отошли от площадки. Опять не тот тон.
— Правда? — безразлично спросил Билли. — Мне очень жаль.
— Рудольф говорит, что он уже не первый раз тебя приглашает. Но ты так у него и не был.
Билли пожал плечами:
— Да знаешь, как это бывает. Всегда то одно, то другое.
— Мне было бы приятно, если бы ты все же заходил к нему.
— Как-нибудь зайду. Мы потолкуем с ним об отчуждении поколений. Или о том, что все в университете курят марихуану. Его газета здорово пишет о таких вещах.
— И ты тоже куришь марихуану?
— Мать, дорогая, спустись с небес в двадцатый век.
— Как ты со мной разговариваешь? — резко сказала она.
— Сегодня чудесный день. Мы давно не виделись. Давай не будем ссориться. Вон в том здании общежитие, где я жил, когда поступил сюда.
— Твоя девушка тоже играла с вами?