Богач, бедняк. Нищий, вор

«Я перешел в другую категорию, рангом выше, — подумал Томас. — У меня теперь на случай беды есть дядя. Зовите меня Тинкер».

— А теперь уходи, — сказал Джордах. — И держи язык за зубами.

Мальчики вышли из дома. Джордах смотрел им вслед, чувствуя, как пульсирует висок, куда ударил Томас, и видя все точно в тумане. Его сыновья шагали расплывающимися пятнами по залитой солнцем пустой трущобной улице, один — повыше и постройнее, в хороших серых фланелевых брюках и синем пиджаке, другой — почти такой же высокий, но шире в плечах — казался еще совсем мальчишкой в слишком тесном для него пиджаке. Когда сыновья исчезли за углом, Джордах повернулся и пошел в противоположном направлении — к реке. Этот день он должен провести в одиночестве. Брату он позвонит позже. Его брат и жена — полнейшие недотепы, они без звука примут рождественскую открытку, единственное свидетельство того, что двое мужчин, родившихся давно и в одном и том же доме в Кельне, а ныне живущие в разных частях Америки, в самом деле братья. Джордах так и слышал, как брат говорит своей толстухе жене с неистребимым немецким акцентом: «Ну что тут можно поделать? Кровь — она ведь гуще воды».

— Что произошло, черт возьми? — спросил Рудольф, как только они завернули за угол.

— Ничего, — сказал Томас.

— Он тебя ударил. Ты бы видел, на кого ты сейчас похож.

— Да, это был потрясающий удар, — с издевкой заметил Томас. — Он у нас первый претендент на титул чемпиона.

— Когда он поднялся наверх, у него был совсем больной вид.

— Я разочек ему врезал. — Томас ухмыльнулся, вспоминая недавнее происшествие.

— Ты ударил его?

— А почему бы и нет? Для чего вообще существуют отцы?

— Господи! И после этого ты еще жив?

— Как видишь, — сказал Томас.

— Теперь понятно, почему он хочет от тебя отделаться, — покачал головой Рудольф. Он был зол на брата: из-за него сорвалось свидание с Джули. Ему хотелось пройти мимо ее дома — потребовалось бы сделать совсем небольшой крюк, но отец сказал, что Томас должен немедленно покинуть город и так, чтобы никто об этом не знал. — Что все-таки с тобой случилось?

— Ничего, просто я нормальный американский мальчишка с горячей кровью и пылким воображением, — сказал Томас.

— Нет, видно, ты действительно устроил заваруху, если уж отец раскошелился на пятьдесят долларов. Раз он достал из кармана пятьдесят зелененьких, значит, произошло нечто грандиозное.

— Я попался на шпионаже в пользу японцев, — спокойно произнес Томас.

— Ну ты даешь!

Дальше, до самой автобусной остановки, они шли молча. Когда они приехали в Графтон, Рудольф пошел на вокзал за билетом, а Томас сел на скамейку в тени в небольшом саду напротив. Очередной поезд в Олбани отправлялся через четверть часа, и Рудольф купил билет у сухонького кассира с зеленым козырьком над глазами. Он не купил билет до Кливленда с пересадкой. Отец предупредил, что никто не должен знать, куда отправляется Томас, поэтому билет надо брать только до Олбани, а там он купит себе билет сам.

Получая в кассе сдачу, Рудольф подумал, не взять ли билет и себе, но в противоположную сторону, до Нью-Йорка. Почему Томас должен первым уехать из дому? Но, конечно, себе билета в Нью-Йорк Рудольф не купил. Он вышел из вокзала и пошел мимо машин-такси 1939 года, где за рулем в ожидании очередного поезда дремали шоферы. Томас сидел на скамейке под деревом, широко расставив ноги. Выглядел он совершенно спокойным, словно ничего особенного с ним не произошло. Рудольф огляделся вокруг и, убедившись, что на них никто не смотрит, протянул брату билет. Тот небрежно взглянул на него.

— Спрячь, спрячь его, — быстро сказал Рудольф. — Вот тебе сдача — сорок два доллара пятьдесят центов. Насколько я понимаю, у тебя еще порядком останется после того, как ты купишь билет в Олбани.

Томас, не считая, сунул деньги в карман.

— У старика, наверное, кровь почернела, когда он доставал их из своего тайника. Ты, случаем, не видел, где он их прячет?

— Нет.

— Жаль. А то я мог бы как-нибудь темной ночкой вернуться и его грабануть. Впрочем, если бы ты и знал, все равно бы не сказал. Не такой человек мой братец Рудольф!

Неподалеку от них остановилась маленькая двухместная машина. Из нее вышли девушка в голубом платье и высокий загорелый, словно только что вернувшийся из пустыни, лейтенант военно-воздушных сил. Они поднялись на платформу, остановились в тени кафельного навеса и поцеловались. У лейтенанта были медали и эмблема летчика на эйзенхауэровке, в руках была плотно упакованная сумка. Глядя на него, Рудольфу почудилось, что он слышит в небе гул тысячи моторов. И снова он пожалел, что поздно родился и не участвовал в войне.

— Поцелуй меня, дорогая, я бомбил Токио! — выкрикнул Том.

— Чего ради ты паясничаешь?

— Послушай, ты уже с кем-нибудь переспал? — поинтересовался Томас.

В словах брата Рудольф услышал эхо вопроса, заданного отцом в тот день, когда он ударил мисс Лено, и это возмутило его.

— А тебе какое дело?